— Самое смешное, что я тоже тебя люблю. Странно,правда? И притом уже давно.
Она все еще не протрезвела, и он не знал, что ответить.Может быть, Кизия потеряла рассудок от потрясений и бед? Может, она его и нецеловала… ему это только приснилось.
— Алехандро, я тебя люблю.
— Кизия?
Он почувствовал, что имя ее звучит странно в его устах. Онапринадлежала Люку, а Люк был теперь мертв. Но как Люк может быть мертв? И как можетона любить их обоих? Сумасшествие.
— Кизия?
— Ты слышал? Я тебя люблю. Люблю. Он очень долгосмотрел на нее. Щеки его все еще были мокрыми от слез.
— Я давно тебя люблю. Я полюбил тебя с первого дня,когда он познакомил нас. Но я никогда не думал… Я только…
— Я тоже никогда не думала. Так бывает только в плохихроманах. И это очень-очень странно.
Она подвела его к дивану и села рядом, откинув голову изакрыв глаза.
— Это так неожиданно для меня, — сказал он.
— Тогда почему бы нам на время не оставить друг друга впокое?
— Чтобы ты могла спиться и умереть?
Его голос прозвучал неожиданно громко и горько.
Произошло то, о чем он мечтал, и он сам собирается эторазрушить. Что за ирония судьбы!
— Нет, чтобы я могла подумать.
— И пить?
— Не твое дело.
— Тогда иди к черту! — закричал он, вскочив наноги. — Я тебя люблю и совсем не собираюсь смотреть, как ты погибаешь!Убиваешь себя, как последний жалкий алкоголик. Если ты так решила поступить сосвоей жизнью, пожалуйста, но только без меня! Будь ты проклята! — Онзаставил ее встать и начал трясти, пока она не почувствовала, что почва уходитиз-под ног, и не начала протестовать:
— Перестань! Оставь меня в покое!
— Я люблю тебя, ты что, не понимаешь?
— Нет, не понимаю… Я больше ничего не понимаю… Я тожетебя люблю… Ну и на кой черт? Мы привяжемся друг к другу, полюбим друг друга,будем необходимы друг другу и вдруг в один прекрасный день снова обрушитсянебо? Кому это нужно? Будь проклято все!
— Мне нужно! Ты нужна мне!
— Хорошо, Алехандро, хорошо… а сейчас сделай мнеодолжение — оставь меня одну. Пожалуйста.
Ее голос дрожал, а в глазах стояли слезы.
— Хорошо, детка, как хочешь.
Дверь тихо закрылась за ним, а спустя пять минут раздалсязвук разбитого стекла. Она схватила газету с той ужасной статьей на первойполосе и швырнула ее в окно с такой силой, что стекло разбилось.
— Будьте вы все прокляты! Идите к дьяволу!
Глава 33
В конце недели в газетах появился снимок. Оба — и Алехандро.и Эдвард — увидели его: Эдвард — с болью, Алехандро — он был поражен неожиданностью.Кизия Сен-Мартин, направляющаяся самолетом в Женеву «отдохнуть от напряжениясветской жизни». Казалось, что газеты уже успели забыть о том, что она имелаотношение к Люку. Быстро люди все забывают!
Было написано, что она собирается покататься на лыжах, но несказано где. Ее шляпа была надвинута так низко на лоб, что Алехандро ни за чтобы ее не узнал, если бы не подпись. Он опять подивился тому, что им удалосьизбежать внимания репортеров на пути в Сан-Франциско и обратно. В томсостоянии, в котором она находилась, это вызвало бы сенсацию.
Он долго сидел в небольшом офисе с облупившимися стенами,разглядывая снимок. Так, говорят, Женева. А что дальше? Когда он услышит о нейснова? Он помнил ее последний поцелуй всего несколько дней назад. А теперь еенет. Он чувствовал себя пригвожденным к стулу, приклеенным к полу, он — частьэтого здания и так же разрушается, как оно. Все в его жизни пошло к чертям.Работа омерзительна, город ненавистен, его лучший друг мертв, и он любитдевушку, с которой не может быть вместе. Даже если бы этого хотел Люк. Люкзнал, что она будет нуждаться в помощи. Но никогда не говорил напрямик.Безумие, но надо как-то налаживать свою жизнь. Алехандро сидел, все ещеуставившись на это слово — «Женева».
— К тебе пришли, Алехандро, — открыв дверь,произнес кто-то из ребят.
— Кто?
— Инспектор по делам условно осужденных — по поводуПерини, я думаю.
— Пошли его к черту!
— Правда? — испуганно спросил паренек.
— Да нет, конечно. Можешь прислать его ко мне черезпять минут.
— А что мне с ним делать пять минут?
— Не знаю, черт побери. Делай что хочешь. Двинь ему,спусти с лестницы. Дай ему кофе… Мне плевать, что ты будешь с ним делать.
Алехандро схватил газету и швырнул ее в корзину.
— Хорошо, хорошо. Не выходи из себя. Он никогда еще невидел Алехандро в таком состоянии.
Отель в Виллар-Сур-Оллон очень ее устраивал. Высоко в горах,сплошные школы, почти нет туристов, разве что изредка наезжают чьи-нибудьродители. Она остановилась в огромном полупустом отеле, где пила чай в обществесеми пожилых дам под звуки виолончели и скрипок. Она много гуляла, пила горячийшоколад, рано ложилась спать и читала. Где она, знали только Симпсон и Эдвард,да и тех она просила ее не беспокоить. Кизия не хотела писать никому до поры довремени, и даже Эдвард отнесся к этому с пониманием. Он еженедельно посылал ейписьма с информацией о том, как обстоят дела с ее финансами, не надеясь наответы. И правильно делал, потому что ответов быть не могло. Лишь в серединеапреля она почувствовала, что сможет уехать.
Она добралась поездом до Милана, переночевала там инаправилась во Флоренцию. Смешавшись с толпой ранних весенних туристов, онабродила по музеям, заходила в магазины, гуляла на берегу Арно и старалась ни очем не думать., Тем же самым она занималась и в Риме. Это было еще приятнее,потому что уже наступил май. Солнце пригревало, люди ожили, на улицах игралиуличные музыканты. Она встретила нескольких друзей, поужинала с ними и…обнаружила, что начала исцеляться.
В начале июня, взяв напрокат «фиат», она устремилась насевер, в Умбрию, а потом в Сполето, где должен был состояться музыкальныйфестиваль. Наконец, проехав через Альпы, очутилась во Франции.
Она танцевала в Сен-Тропезе, играла в Монте-Карло, провелауик-энд в Сен-Жан-Кап-Ферра, взяв яхту у друзей, а в Каннах купила себедорожные сумки Гуччи. В Провансе она начала опять писать, застряв на три неделив крохотном отеле, где подавали самый лучший паштет из тех, что ей доводилосьесть.
Здесь ее и настигла книга Люка, которую не без колебаний ейотправил Симпсон, снабдив рецензиями. Ничего не подозревая, она открыла пакетоднажды утром… Босиком и в ночной рубашке она стояла на балконе, наслаждаясьсолнечным теплом, любуясь окрестными холмами и полями. Почти целый час онапросто сидела, скрестив ноги, на полу балкона, держа книгу на коленях,поглаживая и не решаясь раскрыть. Суперобложка была красивая, а фотография Люкана последней странице — просто замечательная. Снимок был сделан еще до того,как она его встретила, — точно такой же стоит у нее на письменном столе вНью-Йорке. Фотограф запечатлел его в Чикаго. Он шел по улице, в белойводолазке, темные волосы ерошил ветер, плащ переброшен через плечо. Приподняводну бровь, он саркастически улыбался в камеру, еле сдерживая смех. Увидев этуфотографию, она немедленно ее выпросила.
