стеблей осоки, удерживая землю на месте.
Когда он в очередной раз пришел в себя, стояли сумерки. С края луга до Пембертона донесся младенческий крик. «Это Джейкоб, – подумал он. – У него все хорошо, мой мальчик по-прежнему жив». Пембертон даже поднял голову на этот звук, но зрение успело уйти куда-то внутрь и свернулось там, куда не проникало ни лучика света. Через несколько минут он услышал, как зашелестела осока: нечто большое решительно двинулось к нему сквозь тьму, и Пембертон понял вдруг, понял с уверенностью, какой не ощущал никогда прежде, что это Серена вернулась за ним. Ему вспомнился вечер в Бостоне, когда миссис Лоуэлл познакомила их, а Серена улыбнулась и протянула руку. Это станет новым началом для них обоих – сейчас, в точности как тогда. В этот миг Пембертон не мог ни видеть, ни говорить, но он разжал пальцы и выпустил осоку. И, отпустив на волю саму землю, стал ждать, когда по-мужски твердая ладонь Серены сожмет ему руку.
Эпилог
Весной 1975 года в журнале «Лайф» вышла статья о Серене Пембертон, где описывалась долгая и полная ярких свершений карьера этой богатой лесопромышленницы в Бразилии. Из-за преклонного возраста героини очерк носил едва заметный оттенок меланхолии – что, впрочем, ничуть не помешало статье во всей полноте раскрыть тему. Там даже сообщалось, что адвокат миссис Пембертон уже получил конкретные распоряжения касательно способа ее погребения (похоронный обряд не упоминался) в свинцовом гробу, изготовленном на заказ в Бирмингеме, штат Алабама. «Потому что он точно не сгниет и не заржавеет», – ответила миссис Пембертон, когда ее попросили объяснить такой выбор.
Затем журналист поинтересовался, было ли в ее жизни такое, о чем она сейчас сожалеет, и миссис Пембертон ответила решительным «нет», а затем заговорила об участке непроходимых джунглей в Пернамбуку[37], который она надеялась приобрести при содействии одной западногерманской тракторной компании. Статью сопровождали сделанные недавно цветные фотоснимки, но была и единственная архивная фотография – черно-белая, висевшая в роскошной гостиной фазенды. «Уступка ностальгии, совсем мне несвойственной», – пояснила миссис Пембертон интервьюеру. На фото была изображена молодая Серена Пембертон верхом на огромном белом коне и с ручным орлом на затянутой в перчатку правой руке; рядом стоял высокий мужчина крепкого телосложения. На заднем плане виднелась пугающих размеров пустошь с пнями и ломаными сучьями, края которой простирались за границы кадра. Единственным недостатком этого давнишнего снимка можно было считать разве что лицо самой Серены Пембертон: запечатленное в движении, оно выглядело смазанным серым пятном.
В сентябре того же года упомянутую статью прочла одна из пациенток городской больницы в Сиэтле, штат Вашингтон, которая в отделении сердечно-сосудистой хирургии ожидала своей очереди на операцию, способную сохранить (или же, возможно, оборвать) ее жизнь. Весенний номер «Лайф» она нашла в пачке журналов, принесенных медсестрой: та надеялась, что женщина хоть немного отвлечется от тревоги, полистав что-нибудь кроме потрепанной семейной Библии. Аккуратно вырвав статью, женщина сложила журнальные листы вчетверо и спрятала за обложкой Священного Писания. Пациентку часто навещали посетители, включая любящего мужа, однако единственным, кому она показала статью, был сын, который после работы ежедневно приезжал в Сиэтл из Такомы, чтобы побыть с матерью еще немного.
Месяц спустя в бразильском городе Бертиога, штат Сан-Паулу, на железнодорожную платформу сошел мужчина. Он пробыл в гостинице до полуночи, а затем покинул номер ради прогулки по мощеным улицам. Ранее со стороны океана на город слетела гроза, и улицы были покрыты лужами; вода все еще бежала вдоль тротуаров и бурлила у решеток водостоков, но сейчас небо очистилось, и свет луны помог мужчине найти дорогу. Через четверть часа он бесшумно пересек заднюю лужайку фазенды Серены Пембертон и поднялся на веранду. Вспоров тонкую проволочную сетку на двери, мужчина вошел в холл, который размером превосходил все дома, где ему когда-либо доводилось жить. Уже оказавшись внутри, он достал из заднего кармана ручной фонарик и, прикрывая луч ладонью, стал обходить смежные помещения, пока не отыскал нужную комнату. На тюфяке, разложенном на полу в ногах кровати, негромко похрапывал старик. Страж покоя хозяйки фазенды спал полностью одетым, а рядом с его единственной целой рукой лежал заряженный пистолет. Некогда этот человек даже сквозь сон был способен услыхать малейший шорох и вскочить, но за годы, которые прошли под грохот техники на лесозаготовках, успел почти совсем оглохнуть. Для полноценного общения с ним требовалось либо кричать во все горло, либо писать записки.
Старик умер первым: нож рассек трахею, а уж затем, для верности, разъял шейные позвонки. Тем не менее с той же легкостью расправиться с лежавшей на кровати пожилой женщиной убийце не удалось. Городской врач, который одновременно выступал в роли местного судмедэксперта, впоследствии обнаружил под ногтями обеих рук покойницы частички чужой плоти.
Нет, она умерла не в постели. Охранник, стоявший на посту у ворот фазенды, услышал, как распахнулась массивная дверь из древесины фернамбука. Свет на крыльце приглушили на ночь, но в небе висела полная луна, и поэтому охраннику хорошо было видно, как хозяйка медленными, но твердыми шагами пересекает веранду. Встав над ступенями крыльца, она поднесла левую руку к торчавшей из живота перламутровой рукояти бойцовского ножа. Пожилая женщина была при этом совершенно обнажена, хотя охранник сперва решил, будто на ней темная шелковая комбинация. Коротко подстриженные седые волосы осветила луна, и охранник, широко известный суеверностью, уверял позже, будто своими глазами видел, как вокруг головы хозяйки на краткий миг вспыхнул ореол из белого пламени.
Вытащить лезвие ножа ей не удалось. Тогда, по словам охранника, хозяйка опустила взгляд на ступени перед собой и неуверенно выставила вперед ногу, которую затем убрала назад, словно бы пробуя температуру воды в бассейне. Лишь тогда охранник увидел застывшую у нее за спиной крупную фигуру, обрамленную проемом двери. Неизвестный сохранял такую неподвижность, что охранник не мог с уверенностью сказать, стоял ли он там все это время или же только теперь возник на пороге. Впрочем, вскоре он куда-то исчез, а уже наутро, когда начальник полиции попросил описать убийцу, охранник ткнул пальцем в фотографию на стене гостиной и поклялся, что на ней изображен именно тот человек, которого он видел. Начальник полиции и врач дружно расценили это заявление как очередной признак наивности и впечатлительности.
Что не помешало обоим сразу поверить показаниям охранника касательно того, чему он стал свидетелем, пробежав по ведущей к дому дорожке и поднявшись по широким ступеням фазенды. Серена все еще твердо стояла на ногах, хотя, по уверениям охранника, была
