Рон Рэш
Серена
© Ron Rash, 2008 All rights reserved
© А. Б. Ковжун, перевод, 2024
© Серийное оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2024 Издательство Иностранка®
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2024 Издательство Иностранка®
* * *
Посвящается моему брату, Томасу Рэшу
Вот та рука, что может мирозданье сжать целиком своей железной хваткой.
Кристофер Марло
Часть первая
Глава 1
Когда Пембертон вернулся в горы Северной Каролины, проведя три месяца в Бостоне за оформлением бумаг на отцовское наследство, среди встречающих на платформе присутствовала девушка, беременная его ребенком. Девицу сопровождал ее отец-фермер, который прятал под полой потертого плаща длинный бойцовский нож, с великой тщательностью заточенный этим утром ради единственной цели: как можно глубже всадить лезвие в сердце Пембертону.
Кондуктор выкрикнул: «Уэйнсвилл!», и поезд замер, дернувшись напоследок. Выглянув в окно, Пембертон увидел на платформе своих деловых партнеров; готовясь к первой встрече с его супругой, оба нарядились в лучшие костюмы. Свадьба состоялась всего два дня тому назад: нежданная награда за месяцы пребывания в Бостоне. Бьюкенен, как и подобает денди, подкрасил усы и умастил волосы помадой. Его начищенные туфли блестели, а накрахмаленная сорочка из белого хлопка была прилежно выглажена. Уилки, по обыкновению, был в серой фетровой шляпе – он носил ее в надежде уберечь от солнечных лучей оголившуюся макушку. На цепочке часов старшего из двоих мужчин поблескивал ключ принстонского отделения «Фи-Бета-Каппа»[1], а из нагрудного кармана торчал уголок синего шелкового платка.
Откинув золотую крышку собственных часов, Пембертон обнаружил, что поезд подошел к перрону точно по расписанию, минута в минуту. Лесопромышленник повернулся к своей новоиспеченной жене. Та дремала; прошлой ночью сны Серены были особенно тревожны. Дважды за ночь Пембертона будили ее рыдания, и только в надежных объятиях мужа Серене вновь удавалось уснуть. Теперь же она проснулась от легкого поцелуя в губы.
– Не лучшее местечко, чтобы провести медовый месяц?
– Оно вполне нам подходит, – возразила Серена, приникая к плечу супруга. – Главное, что мы здесь вместе.
Вдохнув бойкий аромат талька «Тре жур», Пембертон вспомнил, как на рассвете сумел ощутить его не менее яркий вкус, проводя губами по коже молодой жены. По проходу вагона стремительно прошествовал носильщик, насвистывая незнакомую мелодию; взгляд Пембертона вновь обратился за стекло.
Хармон с дочерью дожидались прибытия поезда у билетной кассы; фермер небрежно прислонился к стене из каштановых досок. Пембертону вдруг подумалось, что мужчины в здешних горах редко стоят прямо. Вместо этого они по возможности опираются на какое-нибудь дерево или забор, а если таковых рядом нет, то садятся на корточки. В руке Хармон держал пинтовую банку, содержимое в которой едва покрывало дно. Его дочь подчеркнуто прямо сидела на скамейке, словно выставляя напоказ свое положение. Пембертон никак не мог припомнить имени девушки, но при виде отца с дочерью не удивился, как и не был изумлен ее беременностью. Девушка носила именно его ребенка, о чем Пембертон узнал накануне их с Сереной отъезда из Бостона. «Сюда прибыл Эйб Хармон, – предупредил Бьюкенен по телефону. – Говорит, у него к тебе важное дело, что-то насчет дочери. Может, просто чушь несет по пьяни, но мне подумалось, что тебе стоит знать».
– Среди встречающих будет и кое-кто из местных, – заметил Пембертон невесте.
– О чем нас любезно уведомили заранее, – кивнула Серена.
Она на мгновение задержала правую ладонь на его запястье, и Пембертон кожей ощутил твердые бугорки у основания ее пальцев и холодок простого золотого кольца, заменившего Серене обручальное колечко с бриллиантом. В точности такое же, не считая диаметра, украшало и руку самого Пембертона. Поднявшись, он потянул на себя ручки заброшенного на багажную полку саквояжа. Поклажу он вручил носильщику; тот на шаг отступил, пропуская вперед пассажира, который повел жену по проходу и ступеням вагона к платформе. Между сталью ступенек и деревом настила оставался зазор в добрых два фута, однако, спрыгивая на доски, Серена не искала опоры в мужниной руке.
Бьюкенен первым поймал взгляд Пембертона и многозначительно повел бровью в сторону Хармона с дочерью, после чего в формальном поклоне учтиво склонил голову перед Сереной. Уилки сорвал с лысины фетровую шляпу. Ростом Серена превосходила обоих мужчин, но Пембертон догадывался, что очевидному удивлению Бьюкенена и Уилки способствовали и другие детали ее внешности: вместо платья и шляпки клош на его спутнице были бриджи и ботинки; бронзовый загар не выдавал принадлежности к определенному социальному кругу; ни мазка румян или помады, а коротко подстриженные волосы, светлые и густые, сообщали лицу строгость, пусть и не противоречащую женственности.
Подойдя к старшему из мужчин, Серена протянула ему руку. Хотя Уилки в свои семьдесят с лишним лет был как минимум вдвое ее старше, он уставился на Серену с видом восхищенного школьника и прижал к груди шляпу, словно в тщетной попытке защитить уже сраженное сердце.
– Уилки, полагаю?
– Да-да, это я, – запинаясь, подтвердил тот.
– Серена Пембертон, – представилась она, все еще протягивая руку.
Уилки еще немного повозился со шляпой, прежде чем высвободить правую ладонь и пожать руку Серене.
– А вы Бьюкенен, – определила Серена, оборачиваясь ко второму партнеру мужа. – Правильно?
– Да.
Бьюкенен принял протянутую руку и неловко накрыл своей.
Серена улыбнулась:
– Разве вас не учили рукопожатию при знакомстве, мистер Бьюкенен?
Весело щурясь, Пембертон наблюдал за тем, как Бьюкенен исправил ошибку, чтобы тут же убрать руку за спину. За год работы в местных горах Бостонской лесозаготовительной компании жена самого Бьюкенена приезжала сюда всего однажды, в розовом платье из тафты, которое основательно выпачкалось еще до того, как она успела пересечь единственную улицу Уэйнсвилла и войти в дом мужа. Она провела здесь единственную ночь и уехала первым же утренним поездом. Теперь Бьюкенен и его жена проводили вместе одни выходные в месяц, встречаясь в Ричмонде; выезжать еще дальше на юг миссис Бьюкенен отказывалась наотрез. Жена Уилки вообще не покидала Бостон.
Меж тем партнеры Пембертона, казалось, утратили всякую способность говорить членораздельно. Взгляды обоих обратились на джодпуры[2], на бежевую рубашку Серены и ее черные ботинки. Безупречное произношение и прямая осанка подтверждали, что миссис Пембертон, как и их жены, получила образование в Новой Англии. Впрочем, родилась Серена в Колорадо, где и росла до шестнадцати лет. Отец-лесопромышленник научил дочь