кресле, закрыл глаза и тихо, еле слышно, прохрипел:
— Поровну — это справедливо. А всё остальное — суета.
Компания молча осушила фанфарик и, смакуя шоколад, поедала каждый свою долю конфет. Небритый употребил одну конфету, остальные отложил в сторону, встал, оправил на себе полушубок, остался доволен и произнёс:
— Когда подарок нужен — так это и не подарок вовсе.
Мяк с любопытством взглянул на небритого и спросил:
— А что же это?
Небритый запахнул на себе полушубок, уселся в кресло и ответил:
— Это жертвенная помощь.
— Жертвенная помощь… — повторил Мяк, ещё не совсем понимая, что хотел сказать небритый. — Я вроде бы ничего не жертвовал, — произнёс он после небольшой паузы.
Небритый закрыл глаза и долго молчал. Фонарь освещал его хмурое лицо, и Мяк всегда, когда внимательно разглядывал физиономию небритого, удивлялся: зачем небритому нужна скрипка? Мяк ни разу не слышал, как он играет на инструменте.
Небритый открыл глаза, заметил, что Мяк ждёт ответа, шумно вздохнул и произнёс:
— Ты сам не знаешь, когда жертвуешь, а когда — нет. Многие думают, что жертвуют, а на самом деле врут сами себе. Ты думаешь, что жертвуешь, а на самом деле…
Небритый не закончил фразу и через несколько секунд добавил:
— Кто знает, что бывает на самом деле?
Он снова закрыл глаза и через минуту тихо засопел. Мусьё и Нуда расположились на матрасе, прижались друг к другу, и Нуда, уже засыпая, пробормотал:
— Мяк, ложись на своё место, а мы здесь.
Мяк сел на матрас, лёг на спину и с удовольствием вытянул ноги. За день на холоде они устали и гудели. Мяк положил руки под голову и долго рассматривал подвальный потолок — ржавые балки и бетонные плиты.
«Это всё когда-нибудь рухнет», — подумал он и заснул.
Спал он долго и крепко, и только под утро почувствовал, что кто-то прошуршал у его лица. Мяк открыл глаза. Нуды и Мусьё на месте уже не было. Он повернул голову и щекой уткнулся во что-то шершавое. Потрогал рукой — две конфеты лежали на матрасе.
«Две конфеты небритого», — подумал Мяк и встал. Кресло небритого пустовало.
Мяк забрал конфеты, мысленно поблагодарил небритого, выключил фонарь и, как обычно, на ощупь выбрался наружу. Крепкий мороз охладил его.
«Жалко, нет снега, — подумал Мяк. — Холод пришёл, а красоты нет».
Старый, замёрзший снег и лёд на асфальте не радовали глаз, и только чистое небо, слегка подсвеченное уже готовым рассветом, предвещало светлый, солнечный день. Мяк сжевал одну конфету и не спеша направился на свой объект. Мусорка ждала его свежего, хозяйского взгляда. За ночь здесь практически ничего не изменилось, новый мусор не появился, и только старая тощая собака испуганно посмотрела на него и отошла на безопасное расстояние. Она внимательно изучала Мяка, словно пыталась спросить: «Что ты здесь делаешь? Это моё место».
Мяк стоял не шевелясь, стараясь не спугнуть собаку. Осторожно достал вторую конфету, развернул обёртку и протянул шоколад собаке. Собака перевела взгляд на конфету, потянула ноздрями воздух и преступила передними лапами.
— На, бери, — тихонько, как можно дружелюбнее произнёс Мяк.
Собака не сдвинулась с места. Мяк положил конфету на картонку и отошёл в сторонку.
— Бери, ешь, — предложил Мяк, указывая рукой в сторону конфеты.
Собака взглянула на конфету, повернулась мордой к Мяку и всё же осталась на месте.
— Ты хочешь, чтобы я ушёл совсем? — спросил Мяк.
Собака попыталась сесть. Она потопталась на месте, поджала хвост и на несколько секунд присела, но, видимо, от холода поднялась и вновь застыла на месте.
— Да, ты здесь хозяйка, а я… — прошептал Мяк и подошёл к шоколадке, взял её в руку и подумал: «Да ты тоже здесь не хозяйка — кажется, из пришельцев».
— Ну что же, будем считать, что пришельцев здесь двое, — сказал Мяк и вернул шоколадку на картонку. — Ешь, пришелец, — прошептал он и скрылся за железными контейнерами.
Несколько минут Мяк бродил среди замёрзшего мусора, но, ничего симпатичного не обнаружив, вернулся к собаке. Конфеты на месте не было, а собака по-прежнему стояла и смотрела на него.
— Полакомилась? — спросил Мяк.
Собака слабенько вильнула хвостом и облизнулась.
— Бездомная ты, — сказал Мяк. — А конфеты больше нет. Извини, съел сам по дороге.
Собака, склонив голову набок, внимательно слушала его.
— Нам бы надо что-нибудь перекусить, — сказал Мяк, сделал шаг в сторону собаки, а она на полметра отступила назад и остановилась.
— Боишься, — произнёс Мяк. — Били, наверное.
Он отступил назад, сказал собаке: «Жди, скоро вернусь» и двинулся к Воне. Там, как он предположил, ему удастся достать хоть что-нибудь поесть.
«А заодно проведаю Профессора», — подумал Мяк и ускорил шаг.
Он долго стучал в Вонину дверь. Ждал и снова аккуратно выдавал серию из трёх ударов, но отклика никакого не получил.
«Нет никого», — подумал Мяк и решил податься на рынок к Мусьё.
Он более получаса добирался до места. Вначале шагалось легко, холодный воздух проникал в рукава, под воротник куртки, и хотелось двигаться энергичнее, разогревая тело на морозе. Затем он стал уставать — голодная диета не способствовала большим физическим нагрузкам, движение уже больше не согревало, и Мяк сбавил ход и почти машинально переставлял ноги.
«Голодуха на морозе — это плохо», — подумал Мяк, и, когда начала кружиться голова и движение превратилось в неуверенное перемещение тела в пространстве, он остановился. Стало жалко себя как никогда, так грустно, что он с трудом попытался вспомнить, когда же ему было так нехорошо, и не нашёл в своём прошлом ни одного такого случая.
«Как ни одного? — спохватился Мяк. — А смерть дядьки и похороны?» Ему тогда было так же, а может быть, даже грустнее, чем после ухода матери. Когда хоронили её, с ним был дядька, а когда попрощались с дядькой, у него никого не осталось. Сиротой он стал, круглым сиротой.
Мяк отдышался, погрел ладонью холодный нос и щёки и усилием воли заставил себя двинуться дальше. Рынок в холодный день нельзя сказать, что пустовал, — торговля кое-где шла, но такого количества участвующих в актах купли-продажи, как тогда, когда они с Мусьё покупали вещи для Профессора, не было. В отдельных рядах всего-то торчали два-три продавца, плотно закутанные в зимние одежды и, видимо, оттого серьёзные и насупленные, словно и не собирающиеся продавать свой товар.
Ни у сторожки, ни у подсобки и нигде в других местах Мусьё не оказалось. Салька, как ни старался, Мяка не вспомнил. Только тогда, когда Мяк напомнил ему о красных штанах, Салька улыбнулся и сказал:
— Модная — всегда хорошо!
Мяк отвернулся от него, ещё
