Влад Стифин
Рифмовщик
Строка ложится за строкой,
А нам чего-то не хватает.
Быть может, дымки над рекой?
А что еще… Кто это знает?
Быть может, хлеба побелей,
Вина, чтоб всем всегда хватало,
Быть может, песню посмелей,
Но кто-то скажет: это мало.
Строка ложится за строкой,
Бежит река, и дни мелькают.
Уже довольны мы собой,
Но что-то всё же не хватает.
Быть может, славы небольшой,
И чтоб хвалили беспрестанно,
И чтоб гордились мы собой,
Имея всё и постоянно.
Строка ложится за строкой,
А нам чего-то не хватает.
Быть может, тишины порой.
А что еще… Кто это знает?
Когда приходят те и те,
Кого зовем, кого не очень.
И мысли вьются в темноте,
Так просто вроде, между прочим.
Строка ложится за строкой,
Уже к прочтению готова.
Как будто дымка над рекой,
Исчезнет и вернется снова.
Генеральское яблоко
Детективная история
Вместо предисловия
Мы пытались уговорить автора не называть свою повесть детективной историей. Нам показалось, что детективом здесь и не пахнет. Может быть, что-то отдаленно напоминающее психологическую драму с элементами расследования и получилось, но явно не детектив. Однако автор был тверд в своем намерении, точнее — упрям. Нам, простым критикам, желание автора понятно, но уж тогда извольте и нас выслушать.
Вся сюжетная линия с расследованием смерти генерала едва может, так сказать, натянуть на весьма короткий и скучный рассказик. А посему автор, понимая слабость своей детективной истории, напичкал (другого слова мы не смогли подобрать) ее воспоминаниями в основном неглавных героев. Эти «воспоминашки» фактически к основной линии повести не имеют никакого отношения и, на наш взгляд, мешают восприятию сюжета. Вот если бы автор не был столь упрям в своем желании написать детектив, то, вполне возможно, мог получиться замечательный рассказ о некотором следователе по имени Юста. Но мы не авторы и не имеем права указывать, как надо писать повести. Пусть мудрый читатель сам разберется, что к чему!
Конечно, военная тема, представленная автором (точнее — пацифистская идея), весьма злободневна и автор явно эксплуатирует ее, постоянно намекая читателю на противоестественность войны как таковой в любых ее проявлениях. Но раскрыта эта тема откровенно слабо — только отдельными штрихами. Автор, вероятно, пытается пробудить, так сказать, активизировать эту пацифистскую мысль у читателя. Какова же эффективность авторского воздействия на читателя, мы судить, конечно, не можем. Вероятнее всего, нас может рассудить только время. Время, текущее независимо ни от нас, ни от автора, ни от читателя.
Автор настоятельно просил нас включить его стихотворение в предисловие. Мы покорнейше исполняем его желание и приводим этот стих:
Истина пришла одна,
Сиротой без обстоятельств,
Без одежды доказательств,
И присела у окна.
Здесь ее совсем не ждали,
И хотя все утверждали,
Что она им всем мила,
И красива, и стройна,
Хоть строга и справедлива,
И что ложь так некрасива.
Истина сидела молча,
Словно с детства сирота.
Сладкий сон в округе порча,
Наступала суета.
Каждый лез друг к другу с правдой,
Горячился, не шутя,
Он здесь, видите ли, главный,
Остальные — чепуха!
А она, послушав споры,
Тихо встала и ушла.
То-то было разговоров —
Истина была не та.
* * *
Осень. Яблоко упало,
Покатилось по траве.
И пока оно не знало,
Что с ним будет в декабре.
(неизвестные строчки из песни)
Сегодня она проснулась очень поздно, когда осенние лучики солнца заглянули в спальню поверх кружевных занавесок. Сегодня был ее день рождения, и к тому же выходной. Начальство разрешило ей сегодня — первый раз за месяц — не являться на службу.
Она потянулась под толстым одеялом, осмотрела уютную спальню, которую так пристально не разглядывала уже, пожалуй, несколько напряженных дней, пока ее группа работала с этим загадочным делом. Взгляд ее остановился на маленьком столике возле кровати. Лист бумаги с каким-то текстом лежал на видном месте рядом с шикарной розой. Она улыбнулась — это он, как всегда, поздравил ее в своем стиле и тихо, чтобы не мешать ей отдохнуть, удрал в свою редакцию. Она несколько минут, не вставая, пыталась прочесть текст, но кроме своего имени в начале, ничего разобрать не могла.
«Опять что-нибудь поэтическое, — подумала она, заметив несколько строк на белой бумаге, — он заботится обо мне — как это приятно!»
Пытаясь расслабиться, он закрыла глаза, но мысли крутились вокруг одного и того же:
«Зачем этот мужественный и жесткий человек прыгнул с балкона? Неужели это действительно суицид? Судя по его менталитету, это не его поступок».
Она открыла глаза — сон ушел; потянулась к розе, приложила ее к губам — тонкий аромат напомнил ей беззаботную жизнь в прошлом году у него на даче, когда они провели вместе целую неделю, отключившись от суеты большого города. Тогда он впервые сделал ей предложение, и она согласилась. Но официоз они отложили на осень. Потом это как-то затушевалось повседневностью — и вот уже более года они гражданские муж и жена, без регистрации. Он сначала активно настаивал на официальном браке со свадьбой, но, зная его неуемное желание посадить ее дома, она ласково уклонялась от этих предложений.
Она потянулась и подхватила листок бумаги. Его быстрый, неровный почерк донес до нее следующее:
«Любимая моя Юстинка! Поздравляю с днем рождения», — далее следовали строчки стихотворения:
В эти дни я в зеркало смотрюсь,
Что я вижу там вдали отсюда?
Каждый день — как предвкушенье чуда.
Вспомню что-то, тихо улыбнусь.
Там когда-то знали мы, что будет,
Что меж нами ныне происходит.
Человечек, что сейчас в нас бродит,
Помнит всё и время не забудет.
Ты ему туда протянешь
