– Не может быть. Не верю.
– Теперь ты сам хозяин собственной памяти, так сам и смотри. Посмотри, убедись. У людей имелся огонь, ловушки, оружие – где нам, диким, было с ними тягаться?
И Самсон увидел, как обезумевшие люди с раскрашенными лицами без жалости, без пощады охотятся на дикий люд с сетями, как пойманных диких сажают по клеткам, как из их мертвых тел до капли выцеживают бесценную кровь… Едва увидев все это, он в ужасе отвел взгляд, но разве от собственной памяти отвернешься?
Демоны под маской заволновались сильнее прежнего.
– Дьяволы! Дьяволы… всюду, везде! – вскрикнул Самсон.
– Нет, не везде. Ты, ты, Отец. Ты вовсе не дьявол. Взгляни, посмотри, что я сделал с тобой той ночью!
Миг – и Самсон очутился у подножья великого Паупау. Кроваво-алые листья мерцали в сиянии полной луны. Вокруг древа, вокруг него самого пели, плясали, резвились сотни и сотни диких. Ноздри защекотал запах крови. Дикий люд, рассекая жилы, собирал пролитую кровь в огромную чашу. Наконец вперед выступил Лес, забрызганный алым от носа до кончика хвоста. Разрезав напополам девять принесенных с собою плодов Паупау, опоссум выжал в чашу их кровавый сок, смешал его с кровью диких. Едва Лес поднес чашу Самсону, призывая его выпить снадобье, вокруг поднялся буйный ветер.
– Пей! Пей! Пей! – хором затянул дикий люд.
Под их напев, под вой ветра в ушах Самсон припал к чаше губами. Кровь опалила горло огнем.
– Наше зелье должно было придать тебе сил перед боем с демоном, Мамунаппехтом, дабы прогнать его прочь и спасти великое древо. Так я сказал тебе в ту ночь. Но сказал не всю правду.
И Самсон снова увидел горящее, как и показывал ему шаман, изваяние из лозы. Густая пелена дыма содрогалась от жутких воплей. В ноздри опять шибануло запахом крови, повсюду вокруг лежали сотни изувеченных трупов – мужчин, женщин, детей, а лица живых, разбегавшихся от него – от него! – без оглядки, искажали гримасы ни с чем не сравнимого ужаса.
– Нет, – застонал Самсон. – Нет!
Его стон подхватили заточенные в черепе демоны.
Но Лес покачал головой.
– А теперь я должен рассказать о том, что случилось той ночью – о чарах, ввергших тебя в исступление. Да, вроде бы вышло это нечаянно. Вроде бы я ничего такого не замышлял. Долгое время я снова и снова убеждал себя в этом и верил себе, но теперь понимаю, что я… что все мы, весь дикий люд, исполненные ненависти и жажды мщения, вложили свою ненависть в зелье… и отравили ею тебя. Ты был владыкой леса, хранителем равновесия, а то, что мы сделали, оказалось так противно твоей природе, противно самой Матери Земле, что душа твоя разорвалась надвое.
Умолкнув, Лес устремил взгляд куда-то вдаль.
– Мы дорого заплатили за свое преступление, – вздохнув, сказал он. – Все заплатили, до одного, однако дороже всех оно обошлось тебе.
И тут Самсону вдруг показалось, будто он действительно там, лежит на земле среди пылающих хижин и изувеченных трупов, в клубах едкого дыма, а вопли людей несутся со всех сторон. Попытка подняться на ноги завершилась ничем. Голова словно раскалывалась надвое, сердце стучало гулко, как барабан. Снова и снова пробовал он подняться, однако второе «я» не уступало, противилось этому что было сил. Казалось, оба Самсона сцепились в борьбе за власть над общим телом, но взять верх над противником не удавалось ни одному, и, наконец, обессилевший, Самсон сдался, обмяк, еле переводя дух. Некто, с головы до ног закутанный в плащ, остановился рядом, склонился над ним, насмешливо хмыкнул, откинул назад капюшон, явив взгляду размалеванное лицо, рассеченное темными шрамами от лба к подбородку.
– Мамунаппехт, – прошептал Самсон.
Видение померкло.
– Да. Вот кто истинный демон, – зло сплюнув, подтвердил Лес. – В тени прятался, выжидал, пока не придет его время.
– Сон… он принес сон. Сон и покой… убежище… пауков…
Стоило помянуть их, пауки показались на глаза снова.
– Сон… верните… верните…
– Не смей! – звучно хлопнув по черепу, заорал Лес. – Разве тебе не любопытно, как твоя собственная голова оказалась здесь, на стене? Как великое древо Паупау превратилось в жалкую груду головешек?
– Нет, – прошептал Самсон. – Больше нет…
– Однако ж знай! Знай все как есть! Наложив на тебя чары, Мамунаппехт отрубил тебе голову – вот эту самую голову, а тело сжег. Твой череп здесь, на стене, тому доказательство! Убрав тебя с дороги, он явился к великому древу, по душу Паупау, по наши души. Вокруг древа собрался весь дикий люд. Там мы и дали ему последний бой, и сполна заплатили за совершенное злодеяние, за грех перед тобой и Матерью Землей: ведь против Мамунаппехта с его озверевшими выучениками нам было не устоять. Нас истребили почти без остатка! – выкрикнул Лес и разом утратил весь пыл. – Но древо ему не досталось, нет. Такого Мать Земля не допустила бы ни за что. Небеса разразились воем, грянул гром, и молния ударила в древо, воспламенив его ствол… спалив Паупау дотла, – закончил Лес, не скрывая слез. – Так Мать Земля и отняла у нас Паупау. У всех у нас отняла.
Самсон застонал, и его стону вторили заключенные в черепе демоны.
– Отец, настало время…
Со стороны входа в пещеру донесся стук.
Лес оглянулся на шум и вновь устремил взгляд на Самсона. На лице его отразилось отчаяние.
– Отец! Яма, глаз, помнишь? – зачастил он. – Теперь я понимаю, что случилось, когда мы вернули тебя! Понимаю, в чем причина всех твоих мук! В ту давнюю-давнюю ночь наше зелье, волшебство нашей крови, раскололо надвое твою душу, а потому проснулся ты там, в яме, не целиком. Часть твоей сути осталась здесь, в этом черепе, – пояснил Лес, дважды стукнув по черепу когтем и снова с тревогой взглянув в сторону выхода. – Как тут душе с сердцем сойтись вместе и исцелиться? Послушай меня, пойми. Пойми: сейчас ты заключен здесь, в этом черепе, весь, весь до кусочка!
Демоны в черепе зашипели, затопотали, придвигаясь ближе и ближе.
– Но отыскать все части своей души, связать их воедино по силам только тебе самому, – продолжал Лес. – Ищи оленя, Отец. Выходи на свободу. Другого шанса не будет. Не мешкай, выходи поскорей, иначе ни детей твоих, последних из дикого люда, ни Абиту, ни твою собственную душу ничто уже не спасет! Взгляни же себе в лицо! Взгляни!
В проеме коридора, ведущего к выходу, показался вернувшийся Мамунаппехт. В руке он держал посох с раздвоенным концом и сетью, растянутой меж рогулек на манер паутины. Сеть влажно, клейко поблескивала. В другой руке он нес мешок. Внутри мешка кто-то дергался, копошился, безуспешно пытаясь выбраться.
– Как же я рад тебя видеть, – заговорил шаман, обращаясь к Лесу. – И тебя, и твоих друзей.
С этим он небрежно встряхнул мешок. Изнутри жалобно заскулили, запищали Небо с Ручьем.
Мамунаппехт, улыбнувшись, вошел в подземелье.
