Глава первая
Новый Свет, Саттон, Коннектикут, март 1666 г.
Тень в непроглядной тьме.
Шепот…
Снова шепот…
– Нет.
Вновь шепот – тревожный, настойчивый.
– Не слышу. И слышать никак не могу. Ибо мертвые ко всему глухи.
И снова шепот.
– Оставь меня, тебе сказано.
– Ты должен, должен проснуться.
– Нет. Я мертв и мертвым останусь.
– Ты больше не можешь прятаться.
– Там для меня ничего больше нет.
– А кровь?
– Нет… хватит. Слышать ничего не хочу.
– Они пришли. Пришли.
– Вот привязался! Честью прошу: оставь ты меня в покое.
– Они здесь, у тебя на пороге.
– И что с того?
– Мы принесли тебе дар.
– Я ни в чем не нуждаюсь.
– Кровь… ты только понюхай, понюхай…
– Нет. Я ничего не чую. Я мертв.
Однако запах крови, витавший вокруг, пронизывал, пропитывал тень насквозь, и пробужденный им легкий, едва уловимый зуд голода вскоре усилился, сделался нестерпимым.
– О-о, – застонал призрак, – кровь… сладкая, сладкая… кровь…
С этим он поднял веки, зажмурился и снова открыл глаза.
Рядом с ним, на земле, лежал какой-то четвероногий зверь. Не олень, не еще какой-нибудь зверь из знакомых – неведомая косматая тварь с раздвоенными копытами и толстыми витыми рогами. Досталось зверю изрядно: потроха вывалились наружу, глаза часто моргали, дышал он, точно загнанная лань.
Призрак придвинулся ближе. Зверь устремил дикий, безумный взгляд на него, затрясся всем телом, заблеял. Подхлестнутый его страхом, призрак приблизился к зверю вплотную, запустил туманные щупальца в теплое мясо, упиваясь кровью и ужасом.
Еще миг – и призрак начал обретать облик. Живая кровь наполнила вены, за венами настал черед хрящей, костей, сухожилий и мускулов. Призрак принялся лакать кровь языком, затем, почувствовав, что у него появились зубы, глубоко погрузил морду в рассеченное брюхо жертвы, вгрызся в парные внутренности, пожирая и плоть, и кости. Толчок в груди, еще толчок, и сердце застучало быстрее, быстрее, и призрак – вернее, уже не призрак – подняв голову, испустил долгий, протяжный вой.
– Вот и хорошо, – сказал некто невидимый.
– Хорошо, – согласился призрак (вернее, не призрак – зверь), впервые с незапамятных, древних времен услышав собственный голос, гулким эхом отразившийся от сводов пещеры.
– Ты все еще голоден?
– Да.
– Еще крови хочешь?
– Да.
– Там, наверху, найдется.
Подняв взгляд, зверь увидел высоко над головой серебристый лучик, проникающий вниз сквозь зев глубокой, неровной ямы.
– Как тебя зовут? – спросил некто невидимый.
– Не помню, – отвечал зверь.
– Вспомнишь. О, еще как вспомнишь… и они – тоже.
– САМСОН! – прокричала Абита, старательно сдерживая нарастающий страх в голосе.
Шла она быстро, вглядываясь в отпечатки раздвоенных копыт, цепочкой петлявших среди копен сухих кукурузных стеблей. Ясное дело, удрать далеко козел не мог: Абита сама видела эту скотину меньше часа назад. Дойдя до края поля, она остановилась, вгляделась в густую чащу коннектикутских лесов. Деревья даже сейчас, на исходе зимы, когда вся их листва покоится на промерзшей земле, поглощали свет почти без остатка – дальше сотни шагов ничего впереди не видать.
– Самсон! – снова окликнула она. – Сэм!
На морозе крики срывались с губ облачками пара. В небе над головой собирались плотные тучи, вокруг смеркалось. Если не отыскать Самсона до темноты, козла наверняка найдут волки либо кто-нибудь из дикарей, однако Абита, зная, как просто живой душе, войдя в этот лес, никогда не вернуться назад, призадумалась. Оглянувшись в сторону дома, она поразмыслила, не прихватить ли с собой мушкет, но решила, что времени на это нет, шумно перевела дух, подобрала подол серой шерстяной юбки, собралась с духом и двинулась дальше, в сумрачный лабиринт зарослей.
Не теряя из виду следов, Абита обогнула хитросплетение ежевичных лоз и, изо всех сил стараясь не поскользнуться в слегка оттаявшей грязи пополам с палыми листьями, спустилась вниз с невысокого откоса. Шипастые ветви цеплялись за длинные юбки и плащ. Одна из них сдернула с головы чепец, и длинные рыжие волосы Абиты вольно рассыпались по плечам. Стоило потянуться за чепцом, нога поскользнулась, и Абита, шлепнувшись наземь, съехала вниз, на дно заболоченного овражка.
– А, дьявол и преисподняя! – вскричала Абита, но тут же опасливо огляделась вокруг. Конечно же, поблизости не было ни души, однако осторожность вошла в привычку: услышит хоть кто-нибудь из сектантов – не миновать ей кары за этакое сквернословие.
Ухватившись за ветку, Абита поднялась, но ветка с треском переломилась, отчего девушка вновь рухнула на четвереньки, а грязь не преминула сдернуть с ног увязшие в ней башмаки.
– Сучий прах! – воскликнула Абита, уже не заботясь о том, что ее могут услышать.
Сплюнув попавшие в рот брызги болотной жижи, она принялась откапывать башмаки, нашла их, выдернула из трясины, встряхнула раз-другой, но грязь прилипла к башмакам намертво. Счистить грязь тоже оказалось непросто: жесткая кожа больно впивалась в замерзшие пальцы. Когда боль сделалась нестерпимой, Абита оставила эту затею и прижала онемевшие ладони к груди в надежде хоть немного отогреть их.
