очень щедро оплачивались.
Государственная казна ломилась от дакийского золота. Подсчитывались огромные трофеи. Некоторые из них засекречивались. Следуя приказу Траяна, Марциал обеспечивал брожение в народе слухов, будто в Дакии взято пятьсот тысяч рабов. Так оно было или нет, знали лишь особо приближенные к императору люди, да и то, даже его личный врач, Статилий Критон записал в своём дневнике это самое число.
Но даже если оно было далеко от истины, пленных всё равно оказалось столько, что цены на рабов безнадёжно обрушились.
Марциала император первоначально собирался взять с собой. «Путь чести» Весёлого Гая мог пойти в гору, но всё испортил проклятый ликантроп. Гай Целий убедительно доказал Траяну, что его не существует, а на следующий день тварь устроила бойню в кастелле бревков. Рассказы выживших не оставили никаких сомнений — это действовал не человек. Цезарь рассудил, что фрументарий, подверженный самоубеждению и подгонкой фактов под свои представления о реальном, вряд ли будет ему полезен.
Путь чести — cursus honorum, политическая карьера римлянина, включавшая возможные ступени: военный трибун, квестор, эдил, претор, консул, проконсул или пропретор (наместник провинции).
Лициний Сура на это заметил, что вообще-то Марциал допустил редкий промах и предыдущая его служба вполне безупречна, так что он всё же заслуживает поощрения. Траян согласился. Действительно, в качестве трибуна Марциал будет ограничен в возможностях. Ликантропа нужно уничтожить, вот пусть Гай Целий и устраивает охоту уже в качестве главы фрументариев провинции. Для него собрали нумер из лучших бойцов нескольких легионов, а также эксплораторов. Паннонцев среди них не было, они зализывали раны. Кроме того, накануне отбытия император принёс щедрые жертвы Аполлону Ликоктону, «Убивающему волков».
Прибыв в Колонию Ульпию, Траян нашёл её в превосходном состоянии. Уже было построено множество кирпичных домов, а базилику успели отделать мрамором.
Свой официум наместник Децим Скавриан укомплектовал по большей части отставными легионерами, отобрав самых грамотных и способных. Набралось их больше двухсот человек. Седеющие ветераны сменили пилумы на письменные принадлежности и стали либрариями, актариями и корникулариями, пополнили ряды фрументариев и спекулаторов, кои занимались охраной правопорядка, сделались стационариями на почтовых станциях, уже построенных от Данубия до Колонии.
Цезарь остался доволен, пребывал в прекрасном расположении духа, много шутил. Не всегда удачно, хотя один только Сура отваживался высказать это императору в лицо.
Одной из самых несмешных шуток с точки зрения Адриана оказался указ о разделении Паннонии на две части — Верхнюю со столицей в Карнунте, и Нижнюю, главным городом которой стал Аквинк. Первая была объявлена проконсульской провинцией, а вторая пропреторской. Именно её и получил в управление Публий Элий. Рассчитывал он на целую, а досталась половина.
— Ничего, вторую половину мы тебе прямо в Аквинк пришлём, — сказал накануне отбытия легионов Теренций Гентиан.
И все засмеялись. Цезарь так и вовсе хохотал до упаду.
Адриан не смеялся. Под «второй половиной», разумеется, понималась Вибия Сабина, супруга Публия.
«Мы тебе пришлём».
«Мы».
Вот уже, значит, как.
Гентиан едет с цезарем в Рим, примет участие в триумфе. Марциал сообщил патрону — ходят разговоры, будто Траян обещал юнцу, что квестуру тот получит уже в наступающем году. В девятнадцать лет! К чему ждать двадцати семи? Для сего богатого достоинствами юноши цезарю ничего не жалко.
Адриан в бессилии скрипел зубами. Многочисленные знаки особого расположения императора к Гентиану его уже не просто настораживали. Они криком кричали: «Он наследник цезаря, а не ты!»
Траян бездетен и, верно, пойдёт путём Нервы, назначив наследника через усыновление. Адриан привык считать таковым себя. Он ближайший родственник Траяна. Ему благоволит супруга цезаря, Помпея Плотина. Именно она устроила его брак с Сабиной, внучатой племянницей Марка Ульпия. Траян обычно прислушивается к жене, но тут высказывал неудовольствие этим браком, хотя и согласился.
Чего он ждёт? Почему тянет с усыновлением?
— Выбирает наилучшего, — предположил Марциал.
— Это и ежу понятно, — мрачно буркнул Публий.
Здесь действительно всё ясно. А вот что делать — не очень.
Публий отчаянно старался проявить себя на войне и небезуспешно. Взял Красную Скалу, отличился и при Сармизегетузе, поспособствовал обнаружению спрятанных сокровищ. Много где преуспел, кругом молодец. Но все эти достижения цезарь, похоже, воспринимает, как само собой разумеющееся.
«Иди, Публий, добей Диурпанея».
В новом доме следует навести порядок. Вот тебе метла, Публий, избавься от мусора.
Конечно он пойдёт и добьёт. Никто не сомневается, что у него это не вызовет затруднений. Но в Рим поедет и примет участие в триумфе почему-то Гентиан. Общество которого так нравится цезарю. Вдобавок юнец ещё и станет квестором в попрание старых законов. Их, конечно, в прошлом попирали не раз, удивляться особо нечему, но всё же…
— Брось, Публий, — сказал Сура, когда Адриан проговорился, высказал своё раздражение, — ну ты же знаешь Марка, для друзей он сделает всё.
Да, для друзей всё. Для Суры, Скавриана, Квиета.
Адриан — не друг. Всего лишь родственник. Очень способный и исполнительный. Вот пусть исполняет.
Ну, право слово, разве можно сравнивать положение пропретора и девятнадцатилетнего квестора?
Конечно нет, о чём вы говорите. Просто немного подтолкнул сына старого друга по «пути чести». Совсем чуть-чуть. Самую малость.
— Вот увидишь, Луций, он так и консулом станет до тридцати.
— Ты слишком перенервничал, Публий, лучше пораньше ляг спать, завтра выступаешь. Поверь, нет тут ничего, за что следует переживать.
Ну да. «Мы тебе пришлём вторую половину».
С такими вот мрачными мыслями Публий Элий Адриан, легат-пропретор и выступил в поход.
— Ну что, мулы? Потопали, — проворчал Марк Леторий.
— Дадим просраться косматым катамитам! — оскалился Гней Прастина, взгромоздив на плечо фурку.
Он огляделся по сторонам и с досады сплюнул:
— Да чтоб тебя, трухлявый ты пень…
За его спиной скалился во всю свою варварскую пасть Баралир Колода, он же каким-то непостижимым образом Гай Валерий, сын Гая из трибы Папирия. С полностью собранной фуркой на плече.
— Ме-е-е-дленный Балабол, — протянул Колода.
— Да чтоб ты сдох.
— Ты говно жрал, — ещё шире заулыбался Баралир, — я твой матем драл.
— Я тебя сейчас убью, — мрачно пообещал Гней и шагнул вперёд, схватившись за меч.
— А ну прекратили! — рявкнул Леторий, — как дети малые.
— Туртурилла… — процедил Прастина.
Туртурилла — «горлинка». Пассивный гомосексуалист.
Колода опять собрался раньше него. Гнея это бесило, он жаждал быть первым во всëм. Числился одним из лучших бойцов в легионе и таил зависть к Леторию, которого отличили должностью тессерария. Прастину не назначали и опционом, всë из-за скверного характера.
А тут ещё дремучий и косноязычный варвар, римский гражданин по чьему-то недосмотру,
