проведенное нами исследование электората этого человека показало, что только 8 % избирателей являются столь же глубоко верующими, как и он сам, еще процентов пятнадцать считают себя православными, но соблюдают далеко не все религиозные каноны, остальные же к религии относятся равнодушно. Приблизительно такие результаты я и ожидал получить. Четыре года назад я проводил исследование религиозности москвичей и знал, что только 10–12 % из них – глубоко верующие. А в самом центре Москвы, на Арбате, где избирался мой подопечный, их, естественно, было еще меньше, больше верующих было в районах, заселенных, что называется, простыми людьми.
Я сказал своему заказчику, что не стоит прикидываться перед избирателями атеистом, просто надо меньше уповать на Бога, а больше говорить о земных делах, о проблемах, требующих своего решения, иначе он не попадет в Мосгордуму. Он не послушался, не изменил своих материалов и занял второе место. Я не считал это своим поражением, так как все это уже предвидел. Значительно больше я переживал за неудачу своей работы с Александром Жуковым.
В 1993 году он, успешно занимаясь коммерческой деятельностью, решил баллотироваться в депутаты Государственной думы. Конечно, никто не мог предполагать, что со временем Жуков вырастет до крупного государственного деятеля: станет и заместителем премьер-министра страны, и первым заместителем председателя Государственной думы. Пришел он ко мне в академию по рекомендации своего друга, которому мы помогали собирать необходимую социальную информацию для его работы председателем московского фонда ОМС (обязательное медицинское страхование), и попросил помощи в своей избирательной кампании. Я сначала отказывался, поскольку в это время мы уже вели подобную работу для одного, на наш взгляд, очень интересного человека и у нас было маловато сил, чтобы взяться за еще одного кандидата, но Жуков настаивал, и я согласился.
Не могу простить себе, что подготовку и проведение основного электорального исследования я провел не сам, как обычно, а полностью доверил это одному из своих коллег. Он сказал, что по результатам анализа Жуков далеко отстал от своих соперников и ничего уже нельзя предпринять. Я встретился с Александром, сказал ему об этом. Он спокойно выслушал, сказал: «Посмотрим» – и попросил только взять на время в свой штаб верного моего помощника, мою аспирантку А. Лаврушко. Чувствуя какую-то свою вину перед ним, скрепя сердце согласился. В результате А. Жуков выиграл выборы и… предложил Алле Ефимовне перейти к нему на работу помощником депутата. Долго мы беседовали с ней, и в результате я посоветовал согласиться с этим предложением. Слишком уж зыбким было время начала 90-х годов, неизвестна наша судьба, а здесь солидное учреждение – Государственная дума. И мы не прогадали. Я пишу «мы», потому что удачно сложилась деловая карьера Аллы Ефимовны: она долго и успешно работала с Жуковым, а затем перешла на большую и интересную работу в аппарат Госдумы. И со мной не рассталась, активно помогала во многих делах. По сей день это верный друг нашей семьи.
Я продолжал читать лекции в академии, вести там новые для себя курсы, о чем расскажу ниже, и одновременно заниматься своей «коммерческой» деятельностью. Но уже в новом качестве. Дело в том, что в 1993 году я стал директором Института социальных технологий. Идея создать негосударственный социологический центр первому пришла в голову профессору Ж. Тощенко. Дали согласие войти в него человек десять коллег-социологов. Жан Терентьевич придумал и название – Институт социальных технологий «Социограф», и на первом и, как потом оказалось, единственном собрании его членов предложил избрать меня директором. Что и сделали.
Любопытна судьба этой организации. Почему-то достаточно быстро практически все учредители перестали заниматься делами института, а затем и вовсе вышли из его состава. Я думаю, что причина здесь в том, что мои коллеги по кафедре, люди в основном старше пятидесяти лет, были воспитаны в достаточно тепличных социалистических условиях приличных зарплат доцентов и профессоров, зарплат, в очень малой степени зависимых от степени твоих трудовых усилий. Вот им не очень-то и хотелось брать дополнительную работу, иногда и без всяких гарантий на ее успех, а следовательно, и на оплату. Спокойнее было работать в привычных условиях труда, хотя и на небольшую зарплату. У нас в академии была большая кафедра – около 20 преподавателей. Так вот, подрабатывал на стороне в каких-либо коммерческих проектах я один! И уж тем более никто не создавал своих фирм. Более того, когда я сумел раскрутить свой Институт социальных технологий и стал предлагать коллегам достаточно большие деньги за участие в отдельных проектах, люди в основном отказывались. Не очень хотелось им утруждать себя. На меня же некоторые смотрели насмешливо-неодобрительно: «Ну ты же богатый человек, нам не чета», «Смотрите, на какой машине приехал наш профессор-бизнесмен!». Я думаю, злобы и особой зависти в этом не было, просто некоторые мои коллеги таким образом психологически ограждались от появившегося в стране предпринимательского сословия.
Почему, в силу каких обстоятельств я сам стал заниматься коммерческой работой, сказать трудно. Может быть, из особенностей своего характера – смелость к риску (иногда безрассудная), желание познать новое, стремление занять достойное место среди окружающих меня людей, забота о семье, способность к самообучению, любовь к материальному комфорту… В результате все учредители ушли, и я остался один. И это было хорошо. Сам искал заказы, сам организовывал дело, приглашая на работу только тех, кого хотел, и, что очень важно, сам распределял все деньги.
В штате Института социальных технологий (его, конечно, правильнее было бы назвать Центром) было три человека: я, бухгалтер и мой заместитель Юра Фомичев (бывший мой аспирант). Положили себе минимальную зарплату, что-то вроде тысячи рублей, остальное получали с прибыли. Работу же приходилось выполнять очень большую: социологические опросы по всей стране или по всей Москве, анализ системы здравоохранения, общественного настроения, участие в избирательных кампаниях и т. д.
Как же справлялись? Очень просто: на выполнение конкретного вида работы приглашали специалистов, заключали договоры с организациями, владеющими всероссийской сетью анкетеров, осуществляющими машинную обработку анкет. Со временем создали и небольшую, но высокопрофессиональную сеть своих анкетеров. Разработали и систему оплаты труда, основанную на коэффициенте вклада человека в общее дело. Интересно, что когда я позднее прочитал в переводе несколько популярных американских книг по бизнесу, то увидел, что в США существует масса фирм малого и среднего бизнеса, организованных по такому же принципу, до которого я сам додумался (ну, скажем так, с некоторой помощью).
Со временем Институт социальных технологий стал известен, завоевал хороший авторитет и весьма успешно функционировал более двадцати лет. Конечно, пришлось отдать этому много сил, но работа в институте дала мне много
