Он сел и взял ее за руку. Рука была точно у девочки.
– Мой сын был хорошим человеком, – сказала она.
– Несомненно.
– Он хотел только самого лучшего.
– Этого хотят все политики.
– Но он не верил в Бога.
– Я тоже не верю.
Старуха лежала неподвижно, ее личико было почти таким же белым, как подушка, покрывало, кружевная рубашка и детская ручка, лежавшая в руке Винтера. Глаза ее были закрыты.
– Деньги были собраны.
– Были собраны, – сказал он.
– Я тоже кое-что дала.
Он молчал, глядя на маленькую ручку в своей руке.
– Это произошло во имя Бога. Теперь уходи.
«Роллс-ройс» спустился вниз с холма, нырнул в лес, въехал на длинный мост и тотчас окунулся в туман, белый от света теперь уже невидимой луны. «Роллс-ройс» остановился. Винтер прошел через площадь к освещенному дворцу. Дворецкий ждал его. Ел он мало, вино попросил подать в библиотеке, потом дворецкий ушел. Винтер сидел у камина, глядя на горящие поленья, крысы не появлялись. Но за книгами что-то шуршало, одна книга упала на пол. Он допил вино и пошел спать. Заснул, увидел сон, или подумал, что это сон. К нему пришла женщина. В темноте он ощущал ее тело, сквозь сон чувствовал ее близость, но не проснулся. Пока ему снилось, что они близки, они и были близки, сновидение вторгалось в реальность, реальность пронизывала сновидение, и он не различал, где сон и где явь, но, когда женщина вскрикнула, он внезапно понял, кого ласкал. Сдавил ей шею. Включил свет, выскочил из кровати, обернулся, взглянул. Подбежала крыса, вскарабкалась по краю простыни, сорвалась вниз. Он оделся, пошел в библиотеку. В камине догорало полено. Многие книги свалились на пол. Он сел в кресло. Закурил. Огонь в камине погас. Вокруг сновали крысы, все больше крыс. За окном начинало светать. Пришел дворецкий.
– Огонь погас, – сказал Винтер.
Дворецкий положил в камин несколько поленьев, разжег огонь, крыс это не отпугнуло.
– Идите в спальню, – сказал Винтер, – позвоните министру внутренних дел.
Дворецкий ушел.
Винтер ждал. Крысы шныряли по его башмакам, забирались на спинку кожаного дивана. Был уже день, когда пришел министр, и дворецкий выгнал крыс. Министр сел в кресло напротив Винтера.
– Я заходил в спальню, – сказал он. – Красивая женщина. Вдова премьера.
– Знаю, – ответил Винтер.
С полки свалилась книга.
– Опять крысы, – констатировал министр.
– За книгами, должно быть, много крысиных нор, – сказал Винтер.
– Почему вы убили ее? – спросил министр. По спинке дивана между ними снова карабкалась крыса.
– От ужаса, – сказал Винтер. – Кто пустил эту женщину в дом?
– Аксель, – ответил министр. – Понадеявшись, что она убьет вас.
– Разве это было бы решением проблемы? – заметил Винтер.
– Нет, – сказал министр. – Я уволил Акселя.
Министр позвонил, вызвал дворецкого.
– Крысы наглеют с каждой минутой.
– Дело безнадежное, – сказал дворецкий. – Теперь и в подвал спуститься страшно, и даже в спальне крысы шныряют.
– Что с трупом? – спросил министр.
– В последний момент успели убрать в безопасное место.
– Надо выпить, – сказал министр. Дворецкий налил ему коньяку, министр выпил, велел налить еще, затем, когда дворецкий удалился, уточнил, глядя на коньяк, которым болтал в бокале: – Значит, от ужаса. – Помолчав, спросил Винтера: – И многих вы убили?
– Многих, – ответил Винтер. На спинке дивана сидели две крысы и чистили друг друга.
– Вы, убивая, всегда ощущали ужас? – спросил министр.
– Нет, – сказал Винтер, – это со мной впервые. Раньше я совершал казнь, а тут убийство. Я требую своего ареста и осуждения.
– Когда?
– Сейчас.
– Если я арестую вас сейчас, правительство будет сметено, а народ опозорится этим скандалом. Надо потерпеть. Будет вам процесс, – продолжал министр, с отвращением поглядывая на крыс. – Пойдете под суд как князь Фробениус, убийца премьер-министра. Если народ устыдится заказа, на который сам же собрал деньги. Если захочет другого убийцу. Тогда князь Фробениус народу вполне подойдет. А пока пусть убийцей считают Винтера, которого больше не существует. Что касается жены Эриксона, ее труп перенесут в ее дом, смерть представят как самоубийство.
– Будет трудно заставить всех в это поверить, – заметил Винтер.
– А вот это моя забота, – ответил министр. – Живите пока как князь Фробениус. До судебного процесса. Да только вам и после суда никто не поверит, что вы не князь Фробениус. Останетесь таковым вплоть до своей казни. Из страны никуда не уезжать. Это в ваших интересах. Я все согласовал с той организацией.
Винтер вздрогнул от неожиданности.
– Вы вступили в контакт с организацией?
– Это она вступила в контакт со мной, – поправил министр. – Организация все знает. Я останусь здесь. Буду ждать суда.
– Это ваше право, – ответил Винтер и, вдруг что-то заподозрив, спросил, кто такой настоящий князь Фробениус и существует ли он вообще. Министр скользнул по нему задумчивым взглядом.
– Никто на свете этого не знает, он пропал без вести. Давно уже. – Министр засмеялся. – Но теперь-то он вернулся.
Министр встал. Винтер проводил его до садовых ворот. Следом бежали крысы. Он пришлет отряд санэпидемслужбы, обещал министр, выходя на площадь. Крысы, будто услышав и поняв его слова, метнулись прочь по гравиевой дорожке и скрылись за углом дома.
Отряд санэпидемслужбы проработал три дня. Был применен отравляющий газ. После этого крыс во дворце не стало. Винтер жил под именем князя Фробениуса. Получал приглашения, сам приглашал гостей. В обществе к нему относились с глубоким почтением. Никто не задавал никаких вопросов. По ночам к нему приходили женщины. Когда их стало многовато, он велел на ночь запирать двери. Он перестал бывать в обществе, и общество оставило его в покое. С ним пожелал побеседовать король. Винтер встретился с королем в парке, где тот подстригал розы. Это был высокий худощавый старый человек в очках, на Винтера он не смотрел.
– Я тоже сделал пожертвование, – сказал король, продолжая подстригать розы. – Вы верите, что убийца – Винтер?
– Ваше величество, Винтер мертв, – ответил Винтер.
– Ну, коли вы это говорите, то, наверное, вы правы, князь Фробениус, – сказал король и направился к следующему розовому кусту, не удостоив взглядом своего собеседника.
В тот же вечер Винтер поехал к слепой старухе, взял ее за руку.
– Я жду суда, – сказал он.
– Я жду смерти, – сказала она.
