Беглянка
Автомобиль еще не преодолел подъем, который звался у них горкой, а Карла уже услышала. В голове у нее пронеслось: это она. Миссис Джеймисон, Сильвия, вернулась из Греции – на курорт ездила. Отступив подальше вглубь конюшни, чтобы себя не выдать, Карла не сводила глаз с дороги, по которой неизбежно должна была проехать миссис Джеймисон, жившая в полумиле от Кларка с Карлой.
Будь это нежданный гость, он бы уже притормозил. Но Карла не теряла надежды. «Хоть бы не она».
И все же она. Миссис Джеймисон только раз на миг повернула голову – ей нужно было следить за дорогой: на гравии после дождя появились рытвины и лужи, – но могла бы помахать, да только Карлу она не увидела. Карла успела заметить загорелую, обнаженную по плечо руку, выгоревшие на солнце волосы, еще светлее прежнего, даже не серебристые, а почти белые, и выражение лица: решительное, возмущенное, смеющееся над своим возмущением – только так и могла выглядеть миссис Джеймисон, преодолевая подъем. Когда она повернула голову, на лице вспыхнула не то требовательность, не то надежда, отчего Карла вся сжалась.
Вот оно.
Кларк-то, наверно, еще не знает. Если он сидит за компьютером, то спиной к окну и к дороге.
Глядишь, миссис Джеймисон сразу куда-нибудь укатит. Едет сейчас из аэропорта, а у магазина-то наверняка не остановилась: нужно ведь сперва домой заехать, посмотреть, в чем нехватка. Вот тогда, вероятно, Кларк ее и заметит. Как стемнеет, у той в доме свет зажжется, издалека видно будет. Правда, на дворе июль, темнеет поздно. Может, она с дороги так утомилась, что и свет зажигать не станет, а сразу спать ляжет.
Впрочем, до этого может и позвонить. С минуты на минуту.
Лето выдалось – дожди да ливни. С утра пораньше начинают барабанить по крыше мобильного дома. Колеса увязают в грязи, высокая трава не просыхает, с веток целые водопады обрушиваются, даже когда ливень сменяется изморосью, а облака вроде как рассеиваются. Выходя на улицу, Карла всякий раз надевала старую австралийскую фетровую шляпу, а длинную толстую косу прятала под рубаху.
Желающих прицениться к мобильному дому так и не нашлось, хотя Кларк с Карлой по всей округе расклеили объявления: в кемпингах, в кафе, на щитах в туристических центрах – везде, где только можно. Учеников приходило – раз-два и обчелся, да и те давнишние, не то что прошлый год, когда школьников из летних лагерей автобусами привозили. Впрочем, от давнишних проку было чуть: одни на лето уехали, другие вечно отпрашивались – кому охота по такой погоде на уроки таскаться. Кто звонил в последний момент, с того Кларк брал полную стоимость. Человека два обиделись и вовсе пропали.
Три лошади, взятые на содержание, пока еще приносили какой-никакой доход. Эти три да своих четыре – сейчас все были на выпасе, щипали траву под деревьями. С таким видом, будто и не замечали прекращения дождя – ближе к вечеру погода частенько прояснялась. Ровно настолько, чтобы тебя обнадежить: тучи бледнели, редели и пропускали яркий рассеянный свет, который, впрочем, никогда не перерастал в солнечные лучи, а к ужину совсем тускнел.
Карла только что вычистила конюшню. Работала она без спешки: ей нравились размеренные повседневные заботы, высокое помещение, эти запахи. Теперь она пошла к манежу – проверить, не развезло ли там грунт: вдруг да появится ученик, назначенный на пять часов.
Дождик в последнее время прыскал хоть и постоянно, но не сильно и не зависел от ветра, однако же на прошлой неделе вдруг поднялось какое-то шевеление, а вслед за тем верхушки деревьев согнуло внезапным потоком воздуха – и хлынул слепящий, почти горизонтальный ливень. Ураган бушевал четверть часа. Ломал ветви, срывал водосточные трубы. Манеж лишился изрядного куска кровли. В дальнем конце растеклась лужа, что твое озеро, и Карла уже в темноте копала канавки, чтобы отвести воду.
Залатать кровлю еще не успели. Кларк натянул проволоку, чтобы лошади не лезли в грязь, а Карла разметила круг поуже.
Сейчас Кларк выискивал по интернету, где бы прикупить кровельный пластик по сходной цене. Хоть на распродаже, хоть с рук. Ехать в город, на строительную базу к братьям Бакли, он отказывался: на нем висел нешуточный долг, да и расплевался он с владельцами. Звал их теперь не иначе как «Бакланы с Большой Дороги». Кларк умудрялся расплеваться не только с теми, кому задолжал. Сперва не разлей вода, потом склоки начинаются. В какие-то заведения даже заходить отказывался, Карлу отправлял, потому как скандал там учинил. Взять хотя бы аптеку. Однажды какая-то старуха влезла перед ним без очереди, точнее, позабыла что-то купить и вернулась, но очередь по второму разу занимать не стала и оказалась аккурат перед ним. Он – к кассиру с претензиями; кассир объясняет: «У нее эмфизема легких», а Кларк ему: «Фу– ты, ну-ты, а у меня – геморрой задницы»; ну, тут управляющий прибежал и Кларку мозги вправил. А то еще в придорожной кофейне была реклама завтраков со скидкой, а Кларку в скидке отказали: он после одиннадцати пришел – и давай права качать, а потом швырнул картонный стаканчик горячего кофе об пол и, по рассказам, едва не обварил сидевшего в коляске ребенка. Сам же Кларк твердил, что до коляски было полмили, а стаканчик он просто выронил, потому как ему не дали ободок-держатель. Очевидцы говорили: он и не просил. А Кларк отвечал, что не обязан выпрашивать то, что ему и так положено.
– Заводишься с полоборота, – пеняла ему Карла.
– Мужикам простительно.
Она не стала припоминать ему скандал с Джой Такер. Джой Такер, городская библиотекарша, привела к ним на содержание свою каурую лошадь. Кобылка была норовистая, звали ее Лиззи: когда у Джой Такер бывало благодушное настроение, она называла свою любимицу Лиззи Борден[1]. А вчера приехала покататься и совсем неблагодушно высказалась в том смысле, что навес до сих пор не починили и на Лиззи смотреть жалко – не иначе как простудилась.
На самом-то деле ничего с ее Лиззи не сделалось. Кларк – в меру своих способностей – попытался библиотекаршу успокоить. И тут завелась сама Джой Такер, стала кричать, что у них тут бардак, что Лиззи заслуживает лучшего, а Кларк ей и говорит: «Не нравится – забирайте». Вопреки опасениям Карлы, Джой кобылку не забрала (покамест). Но Кларк, успевший прикипеть к Лиззи, отказался к ней подходить. Лиззи захандрила, стала капризничать, когда ее на корде водили, брыкалась, когда ей копыта чистили, а это положено делать ежедневно, чтоб инфекции не было. Да еще и куснуть норовила.
Но хуже всего, по мнению Карлы, была пропажа Флоры, белой козочки, которая прежде не отходила от лошадей – ни в стойле, ни на выпасе. Сгинула два дня назад. Карла боялась, что ее сожрали койоты или одичавшие собаки, а то и медведь задрал.
