полюбоваться.
– Винчестер модели тысяча восемьсот девяносто пятого года, – пояснила Серена, – хотя этот сделан по индивидуальному заказу, что видно по породе дерева, позолоченному спусковому крючку и металлу особого сплава. И, конечно же, по орнаменту. В Скалистых горах именно с таким оружием охотятся на горных львов.
Пембертон снова взял винтовку в руки и провел ладонью по глянцевой поверхности дерева.
– Я слышал об этом ружье, – заявил он. – Именно его Рузвельт прозвал Большой Пилюлей.
– Жаль, Тедди сам не прописал себе такую, – проворчал Кэлхун.
– Да, – согласился Пембертон, нацелил винтовку в окно и нажал на спусковой крючок, а когда прозвучал лишь щелчок, изобразил разочарование. – Хотя как знать: может, сюда заявится его кузен[36] и мне выпадет шанс выстрелить?
Пембертон вручил винтовку мистеру Сальваторе, чтобы тот полюбовался ею. Подарок неспешно обошел стол; женщины сразу передавали его дальше, поддерживая ладонями снизу, как блюдо, за исключением миссис де Ман, которая, подобно мужчинам, подержала винтовку в руках, по достоинству оценивая ее вес и надежность.
– А что это за орнамент, миссис Пембертон? – повернулся к Серене Левенштейн. – Великолепно выполнен, но я не узнаю мотива.
– Ахиллов щит.
– Такое ружье отлично пригодилось бы и в Квебеке для наших бурых медведей, – заметила миссис де Ман, передавая ружье мужу.
Пембертон снова наполнил стакан, при этом плеснув немного скотча на стол. Когда винтовка вернулась к нему, он поставил ее на пол, прислонив к крышке стола.
– Сперва я убью своего горного льва, – заявил Пембертон, – а уж потом поеду за ягуарами.
– Бразилия… – задумчиво протянул Левенштейн. – Настоящее приключение для вас с женой.
– Это уж точно, – подтвердил Кэлхун. – Там лесов хватит на всю жизнь, и еще останется.
Пембертон пренебрежительно махнул рукой.
– Дайте срок, и мы с миссис Пембертон срубим все деревья не только в Бразилии, но и в целом мире.
В голове Пембертона фраза выглядела вполне удачной, но он понимал, что она слишком длинная. Гласные и согласные тянулись и цеплялись друг за дружку, подобно шестеренкам, которые никак не могут войти в сцепление, и в итоге слова безнадежно расплылись.
Кивнув жене, Сальваторе поднялся со стула:
– Пора. Наш обратный поезд в Чикаго отправляется рано утром.
Остальные гости тоже встали и, распрощавшись, потянулись наружу. Пембертон и сам попытался подняться с кресла, но ему помешал опасный крен пола и стен. Он плюхнулся обратно и, сфокусировав взгляд, увидел, что Серена по-прежнему сидит напротив, а стол между ними становится все длиннее.
– Проводить их до вагона? – спросил Пембертон. – Не уверен, что смогу.
Пристально глядя на него, жена сказала:
– Они найдут дорогу, Пембертон.
Зал медленно качался из стороны в сторону – не так сильно, как при попытке встать, но достаточно, чтобы Пембертон схватился за край стола и ощутил твердость полированного дерева под ладонями. В поисках опоры он вцепился в стол еще крепче. В тускнеющем сознании немедленно возник смутный образ, почти как во сне: он один в бушующем море, держится за деревянный обломок, а вокруг плещут волны, и в конце концов он сдается.
Глава 37
На следующее утро Пембертон проснулся с самым тяжелым похмельем за всю свою жизнь. Было еще довольно рано, но проникавшие в окно лучи нещадно били по глазам. Язык словно обволокла едкая пыль, сгустившаяся в желудке. Вчерашний вечер вернулся в виде череды смазанных картин, которые пронеслись перед Пембертоном вагонами поезда, везущего никому не нужный товар.
Серена еще спала, поэтому он повернулся на бок и закрыл глаза, но вновь погрузиться в сон так и не смог. Поэтому он просто ждал, не видя, но чувствуя, как солнце постепенно заливает комнату. Через некоторое время жена рядом с ним шевельнулась, и ее обнаженное бедро коснулось его собственного. Как ни старался, Пембертон не мог вспомнить, занимались ли они прошлой ночью любовью и как он вообще сумел вернуться в дом. Повернув голову, он мутным взглядом обвел лицо Серены.
– Прости, – сказал он.
– Ты о чем?
– Накануне сильно перебрал с выпивкой.
– Это был твой день рождения, и ты его отмечал, – возразила Серена. – Не вижу здесь никакой беды.
– Теперь мы, возможно, недосчитаемся пары инвесторов…
– Очень сомневаюсь, Пембертон. Прибыль для этих людей куда важнее светских приличий.
Серена села в постели. Одеяло упало, и глазам Пембертона предстала изящная спина жены, поражавшая контрастом между тонкостью талии и пышностью бедер. Серена обратила лицо к окну, и нежное утреннее солнце озарило ее профиль. Света было достаточно, чтобы заставить Пембертона сощурить налитые кровью глаза, но он не отвернулся. «Как что-то еще может иметь хоть какое-то значение?» – подумалось ему. Вытянув руку, он поймал жену за запястье, когда та уже собиралась встать с кровати.
– Подожди немного, – тихо попросил он, придвинулся ближе и другой рукой обхватил Серену за талию. Прижался лицом к ее спине, закрыл глаза и глубоко вдохнул запах жены.
– Пора бы тебе и самому подняться, – сказала Серена, высвобождаясь и вставая.
– Зачем? – спросил Пембертон, раскрывая глаза. – Сегодня ведь воскресенье…
– Гэллоуэй предупредил, чтобы к одиннадцати ты был готов, – ответила Серена, натягивая бриджи и куртку для верховой езды. – Тебя заждался твой горный лев.
– А я и забыл… – протянул Пембертон и осторожно уселся. Спальня чуть накренилась, но быстро вернула себе привычный вид.
Поднявшись на все еще нетвердые ноги, он проковылял к шифоньеру. Взял с полки брюки из грубой парусины и шерстяные носки, снял с вешалки охотничью куртку и бросил их на кровать, после чего достал из шкафа в прихожей тяжелые охотничьи ботинки на шнуровке и уселся рядом с Сереной, которая натягивала свои джодпуры. Закрыл глаза, пытаясь совладать с головной болью, разгоняемой утренним солнцем.
– Справишься тут одна? – не размыкая век, поинтересовался Пембертон.
– Да. Мне нужно всего-то проследить за тем, чтобы оставшееся на кухне и в лавке погрузили в вагон. Но для начала дам орлу полетать: это будет последняя охота перед тем, как мы покинем это место. – Серена поднялась и посмотрела в сторону двери. – Нужно идти.
Пембертон дотянулся до ладони жены и на секунду сжал ее.
– Спасибо тебе за винтовку и за день рождения.
– Пожалуйста, – сказала Серена, отнимая руку. – Надеюсь, ты отыщешь свою пантеру, Пембертон.
После ее ухода он прикинул, не стоит ли дойти до столовой и позавтракать, но желудок выступил против. Тогда Пембертон полностью оделся, не считая ботинок, лег на кровать и закрыл глаза. «Всего пару минут», – пообещал он себе, но сон схватил его и не отпускал, пока в дверь не постучал Гэллоуэй.
Крикнув охотнику, что выйдет через десять минут, Пембертон
