сквозь туманную серость, обоз в сопровождении пятерых вооруженных казаков выехал в направлении города. Важной птицей был сын черкесского князька. В атаманском правлении, куда он был доставлен, решили обменять его на выкуп. Деньги на станицы от империи выделялись скудные, да и те оседали в карманах нечестных на руку чиновников. А выкуп за пленника дали богатый, часть от него перепала и станице Мартанской.
– Иван Михайлович, – обратился к атаману молчавший до поры отец Иосиф, – нужно казаков выделить, чтобы гробы сладили. Завтра хоронить нужно. Жара стоит. Не потребно, чтобы бренное тело в землю долго не уходило. После полудня и похороним.
– Добре, отец Иосиф, – мрачно ответил атаман, – дело святое. Казаков выделю. До завтра управятся, не журытись. А погибших в холодную определим, а то и впрямь дни жаркие стоят.
Хоронили казаков всей станицей. Места им определили за станичной церковью, там, где вид на степной простор открывается и на ерики, от реки Марты идущие.
Колокольным набатом отзвонил дьякон к полудни со звонницы, возвещая станичникам о времени. Казаки, казачки, дети, старики стали стекаться к станичной церкви. Микола Билый, пройдя напрямки, чтобы скоротать путь, успел к началу панихиды. Панихида с последующим молебном началась, как и решили, пополудни. Торжественно-строгие лица. Кто пускал слезу, кто тихо переговаривался. Временами звучный голос отца Иосифа перебивали негромкие рыдания родных погибших казаков.
Покойники, омытые, одетые в чистые шаровары, бешметы и черкески, лежали в свежевыструганных гробах на небольших подушках. По древней традиции в подушки были зашиты пучки чабреца и мяты. Воду, как водится, после обмывания вылили в месте, где не ходят: под веткой неродючева дерева, в глухом углу. Мыло и тряпочки, которыми пользовались при обмывании, по наставлению отца Иосифа, сожгли.
Покойных подпоясали поясками с псалмом 90 и молитвой «Да воскреснет Бог». Правые руки покойных поклали сверху левых – «чтобы могли креститься». В левые были вложены крест и свеча. По вековой традиции покойным в карманы черкесок вложили мелкие монетки, завернутые в тряпичные мешочки: на дорожку, да грехи выкупать.
Могилы копали с раннего утра, в день похорон. Как и в станицах бывшей Черномории, ямы для могил приготовили с подкопом. Внизу ям вдоль длинной стенки сделали нишу, в которую затем задвинули гробы, чтобы земля на гробы не сыпалась.
После прочтения всех необходимых молитв, отец Иосиф дал знак. Родственники, склонившись над гробами, прощались с погибшими.
Микола Билый, дождавшись, когда прощание закончится, подходил к каждому гробу и, кладя ладонь на правую руку покойного, шептал, находя слова:
– Покойся с миром, присмотрим за детками, как за своими.
– Славный был воин, славно и умер. По правде и сила. Помним.
– Геройская смерть. Будем помнить. – Запекшиеся губы шевелились то ли в беззвучной молитве, то ли в словах прощальных. Это были его боевые товарищи, односумы. Закончился путь их земной, бренный. Начался путь в жизни вечной. Задержался дольше у гроба Димитрия. Склонил колено. Шепнул покойному:
– Как там, Димитрий? Благодать? Встретил своих? Знаю, куда попал. Жди теперь меня. – Глаза стали влажными. Отвернул взгляд от глаз станичников. Не гоже, чтобы даже в такую минуту видели его слезы. Несколько казаков, по шестеро на гроб, вышли вперед. Подняли крышки и закрыли ими гробы. Раздались удары молотков. Каждый удар воспринимался стоящими как удар по сердцу. Их родственники, близкие, боевые друзья, уходили навсегда в мир иной. На крышках гробов были прилажены шашки – непременный атрибут казака, как в этой жизни, так и в жизни загробной. Лишь на крышке гроба Димитрия Ревы не было шашки. По традиции, еще запорожской, сечевой, шашку казака, на котором заканчивался род, ломали над его гробом.
– Василь, – негромко позвал Билый и махнул головой на гроб Димитрия Ревы.
Василь Рудь понимающе кивнул и подошел ко гробу. Взяв в руки шашку Димитрия, с усилием свои крепких рук изогнул каленый клинок, и тот переломился в аккурат посередине. Кончился славный род Ревы, ведущий свое начало с Сечи Запорожской. Нет более семя. Не упадет оно в почву плодородную и не даст плода.
– Краше вмирати в поли, ниж в бабьячому подоли, – прошептал дед Трохим.
– Когда казак в поле, то он на воле, – вторил ему такой же дед-односум. – Гарная смерть. Погибнуть на службе. Что может быть лучше?
– Господа старики. Братцы, – начал атаман, – сегодня пришла к нам беда, и сердца наши разрываются от боли. Прощаемся мы с мужьями и с сыновьями, со своими братцами. Недолог был их путь казачий, но служба наша такая! А служба наша – жизнь! Мы будем помнить каждого, пока течет казачья кровь в наших венах. Казак и в беде не плачет. Покойтесь с миром, братцы. Давай, Микола.
– Прощайте, братцы! – крикнул Микола Билый. – Где казаки, там и слава. Вечная вам память!
– Да хаточка, ты ж мая хаточка, да темная да невидная. Да что ж тебе заставило туды ложиться. Да везу ш я тебя куда, да в дальнюю далинушку, да в глубокую сырую могилушку, – раздалось громкое причитание.
Под гробы подсунули веревки и, подняв гробы, казаки стали медленно их опускать в вырытые могилы.
– Товсь! – раздалась команда сотника Билого. – Пли!
Раздались ружейные выстрелы.
Вытащив веревки, казаки, опускавшие гробы, спрыгнули в ямы и задвинули гробы в ниши-подкопы, и с помощью стоявших рядом с ямами казаков вновь выбрались наружу.
Могилы были устроены по сторонам света. Гробы опускали в могилу таким образом, что усопших полагали ногами на восток, головою на запад, для того, чтобы «когда они будут вставать, молиться получалось лицом на восток».
Первыми кидали землю в могилу родственники, за ними все остальные.
– Когда спустят гроб, должен каждый человек земли кинуть у могилу, шоб земля покойного приняла, и старый и малый, – сказал дед Трохим, кидая свою горсть земли.
Кресты поставили в ногах. После того как засыпали могилы, всем стоявшим раздали кутью.
Поминки решено было устроить на майдане. Большое количество ведер с водой были поставлены у высоких раин, на низких ветвях которых были развешаны полотенца для мытья рук. Вместе со всеми с кладбища пришел и отец Иосиф. Он благословил огромный стол, собранный из нескольких столов. Вновь молитвенно помянули погибших.
За столом для покойных отвели место в импровизированном святом углу. По-походному устроенному с иконами. Здесь лежали ложки, хлеб, пиндюрки с водой и тарелочки с кутьей. Кутью на поминках называли кануном. Это было всегда первое блюдо и обязательное. А после ставили «шо Бог дал». Из горячего были приготовлены борщ и лапша, «чтобы пар пошел». По традиции во время поминального обеда не пользовались вилками и ножами.
