— Ты же знаешь Гелюня, кто это сделает, тот… тот… тот, — и она умолкла.
— Тот — эгипский давний птак, — назидательно сообщила бабушка. — Я не испугаюсь смерти.
— Правда? — спросила Старая дама, на минутку оторвавшись от прялки.
Бабушка налила себе кофе. Невозмутимо отхлебнула из чашечки. Поставила её на блюдце.
— Всё имеет свой конец, — невозмутимо сказала она. — С этим не поспоришь. И я с тобой не в ссоре.
— Дельно, — отозвалась старая дама и подтолкнула колесо. — Мы не ссорились. Правда.
— Тут необходимо участие, — сказала Анаит и как-то странно передёрнулась, умащиваясь на стуле. — И желательно высокое… Надо бы призвать… Пока не перекрыто всё. Пока он…
И она передёрнулась опять.
— То в ней память о хвосте, — участливо сообщила Сусанна.
Бабушка, Анаит, а за компанию и я, воззрились на неё.
— Ну что, ну что… — забормотала Сусанна. — Но вы завтра спите, а у меня два грыма на приму, то хотела сказать — две примы на грым.
Молчание перемежалось потрескиванием полена и тонкими мышиными голосами.
— Но там так мало, — завопила Сусанна, охлопывая карманы изодранного жакета. — И его длуго варить, то хотела сказать, сушить!
— Богема! Люкс! — резюмировала бабушка. — Ей шчёлкнули шпорой и она побежала… Где тут мысль? Где магия? Шпора, вот сила! Длуго сушить…
Кузина Сусанна обидчиво надула губки и повертела в руках паричок.
— Вот оскорблений я не люблю, — заявила она. — А если по-доброму…
— Сусанка, — сказала Анаит. — Мое дзецко… Нет времени для сцен! Так надо…
Сусанна протяжно вздохнула, извлекла из кармана чёрную коробочку и со щелчком её открыла.
— А ведь тут совсем чуть-чуть, — буркнула она. — Трошку, — и дунула внутрь.
Пудра ненадолго взвилась вверх, над венком, облако сделало круг, заклубилось — ринулось вниз на стул и приняло очертания женской фигуры.
— Здравствуй, Эстер, — сказала бабушка и кивнула. У стола, выложив маленькие пухлые и очень белые руки на скатерть, сидела невысокая светловолосая женщина в синем. Я решил рассмотреть её ещё более внимательно и постараться запомнить — насколько она разрешит. Женщина разглядывала вишнёвые веточки.
— Здравствуй, Гелена, — сказала она и подняла на бабушку глаза, зеленее которых ничего не возможно было представить. — Кто из вас звал меня теперь? Я вижу, здесь был страх? Я чувствую его остатки. Беспокойно…
— Просто ужас, — сказала Анаит и широко улыбнулась, я заметил «семейный» кривой зуб справа. Дама глянула на неё, и зелёные глаза стали ещё шире.
— О-о-о! Анаит! Душа моя! А я искала тебя во всех трёх мирах — все мне так складно врали, чувствовалась рука мастера… — весёлой скороговоркой промолвила женщина.
— Зуза, дитя моё, это ты, твой зов! — послала она воздушный поцелуй кузине. — Не сокрушайся так — это недостойно. У меня для тебя есть спе…
— Гхммм! — раздалось из угла. Женщина дрогнула и обернулась, по спине её пробежала волнительная оторопь.
Освещённые огнями двух каминов, взгляды двух дам скрестились словно рапиры — чёрно-белая свора радостно прыгала у стула светловолосой Эстер и лаяла комариными голосами.
— Гхммм… — откашлялась старуха.
— Здравствуй, Берта, — сдержанно промолвила женщина. — Хорошей тебе пряжи и крепкой нити. Я вижу, колесо не устаёт…
— Как называют тебя теперь? — ехидно спросила названная Бертой.
— Звезда со мною повсюду, — туманно ответила Эстер и глянула на Берту, почти не моргая. — И сила, и жизнь.
— Да пребудут они с тобою вечно… — вздохнула старая дама. — Ты не слушай. В моих словах нет зла — я нездорова.
— Нога? — участливо спросила Эстер.
— Ноет, — ответила Берта. — И печёт.
— Приходи ко мне нынче, — радушно пригласила её Эстер. — И возможно, мы оставим боль за дверью.
— Вопрос в том, сколько у тебя выходов и входов, — добродушно буркнула Берта.
— Мы нижайше просим совета, — встряла бабушка. — Надо бы преломить ему путь. Тому…
Все почему-то посмотрели на меня. Я почувствовал себя неловко.
— Ты знаешь, — сказала мне Эстер. — Буду откровенна — у тебя не лучший вид. И она потрогала пальчиками мой глаз. — Я дам тебе один… одну э-э-э, мазь. Ну ты, верно, знаешь… нанеси на раны. Иди к воде, а после омовения — вотри.
И я отправился в ванную.
— Ну и как вы это допустили? — спросила Эстер, пока я выходил в коридор. — Ведь грохот стоял до небес…. И потом Йоль — ведь перемирие… А колесо повернулось…
— У них, — сказала бабушка и новый её голос донёсся сквозь выбитые в кухонной двери стёкла очень отчётливо. — Наверху, в хмарах, свои понятия о мире.
— Нахрап, — гулко сказала Берта.
— И эти жуткие собаки, псы дикие! — добавила Анаит. — Такой страх.
— Но ты угощайся, угощайся, — протарахтела Сусанна. — Мы славим тебя — ну хотя бы вот — компотом…
Вода в облицованной желтоватым мрамором ванной била из низенького бассейна, игриво выложенного внутри мозаичными дельфинами. Колонка явила собою несколько ненатуральный — анилиновых оттенков, розовый куст, растущий прямо из стены.
Я разделся и влез в бассейн, слегка цокая зубами — вода была прохладной, а я легко простужаюсь. На пробу, я оторвал несколько ярких лепестков и кинул в воду — она зашлась паром, пришлось сократить количество лепестков до одного, вода стала тёплой, без пара.
Крем и впрямь оказался чудодейственным — после нескольких мазков синяки на рёбрах пропали, равно как и гигантская ссадина на локте, глаз начал воспринимать всё окружающее адекватно — а не размытым пятном.
Подслушанный вопрос застал меня врасплох, я шёл по коридору с опалёнными занавесками к кухонной двери с выбитым стеклом. И на голове у меня было полотенце.
— Насчёт того, чтобы похоронить бланки, я — за, — словно пропела Эстер. — Это в его расчёты не входило. Он ведь из рук ничего не выпускает. Жадный.
— И подлый, — буркнула Берта. — Сволочь редкостная!
— А мальчик, — обронила Эстер. — Он ведь знает, почему за ним охотится Халлекин?
— Виновата я, — сказала бабушка, модулируя в голосе привычную хрипотцу.
— Вы, люди, — прогудела Берта, словно вьюга из трубы. — Никогда не отвечаете ничего даже похожего на заданный вопрос. Кто здесь говорил о твоей вине?
— Раздор — часть творившейся здесь магии, — прозвенела Эстер. — Я это чувствую. И отрицаю.
Кузина Сусанна раздражённо кашлянула.
«Оплакивает пудру, — подумал я под дверью. — Как недостойно!»
