приведения в порядок огромного нового хозяйства.
Дивизия стояла в Красноярске, в большом, опрятном городе. Здесь можно было помыться, хорошо поесть, отдохнуть. Здесь можно было оглядеться после огромного и тяжелого похода, главным свойством которого была непрерывность, и подумать о возвращении домой, о новой мирной жизни, о покое и счастье.
Но война еще не была закончена.
* * *
Красноярск был занят, но война еще продолжалась.
Чехословаки, давно покинувшие фронт Колчака, опять оказались перед дивизией. Они отходили на восток медленно, таща за собой награбленное в городах добро, и оказались в хвосте отступающих. Они шли сотнями эшелонов, взрывая за собой мосты, сжигая станции, коверкая железнодорожное полотно. Сибирь дичала на их пути.
Красноярск, казавшийся 30-й дивизии концом великого сибирского похода, уже остался позади.
Начинался 1920 год.
Седьмого января дивизия вошла в Красноярск, а через пять дней 264-й полк уже нагнал на разъезде 20 эшелонов поляков. Прикрываясь ночной темнотой, 1-й батальон обошел разъезд с востока, а 2-й и 3-й — развернулись с запада. Удар был неожиданным, и 9 эшелонов сдались и разоружились через час, но 11 эшелонов во главе с командующим полковником Чумой, тем самым, с которым так неудачно беседовал по телефону командир роты Зайчик, еще пытались обороняться.
На другой день сдались и они в числе 10 тысяч солдат и офицеров, с 1 бронепоездом и 16 орудиями. А через день. 14 января, 1-я бригада догнала и чехословаков у Канска. Чехи встретили бригаду бронепоездом, она обошла бронепоезд и захватила его вместе с командой в результате короткого, но ожесточенного боя.
Замученные бойцы были полны такой неистовой злобы к чехословакам, что дрались удивительно. Дивизия готовилась схватить чехословацкие эшелоны в клещи и сгрузить награбленное ими добро, среди которого был золотой запас государства, увозимый Колчаком.
Но международная обстановка потребовала более гибкого отношения к чехословакам, и после Канака с ними начаты были переговоры об условиях их отхода. Чехи не возражали договориться, но французский генерал Шанен, считая договор с большевиками позорящим доброе имя чешских легионеров, долго затяги вал дело.
Так, в бестолковых переговорах прошло семь дней. Все же начинало казаться, что чехи склоняются принять наши условия. Вдруг поступает сообщение — чехи взорвали мост через реку Бирюза и снова ринулись на восток.
Дивизия пошла вдогонку и накрыла их под Нижнеудинском, несмотря на всю спешность их отступления.
Партизаны всей Сибири обкладывали чехов, как волков. Их шумные ватаги вставали всюду. Они появлялись спереди, задерживая головные эшелоны, налетали на серединные или пытались отбить хвостовые, а в Нижнеудинске забили дорогу всему арьергарду чехословацкого корпуса. В нем была дивизия, 5 бронепоездов, румынская, сербская, латышская, югославская роты.
Томские партизаны взяли их в кольцо. Наши части, закупорив движение на восток у Нижнеудинска, ворвались в город на рассвете. Чехи не ожидали атаки. Вид атакующих был к тому же страшен, необыкновенен. На город шли отряды в собачьих шубах, как в форме. Партизаны были в рыжих собачьих шубах, бородатые, крепкие, по-охотничьи спокойные в бою и сейчас веселы и воодушевлены. Они перекликались и пели в цепях, над чем-то смеялись и действительно были страшны.
1-я бригада брала железнодорожную станцию штыками. Чехи сначала было пытались сами ответить штыковой контратакой, но румыны, не ожидая дальнейших событий, уже сбрасывали полушубки и уходили пешком в сторону. За румынами тронулась балканская рота, побежали латыши, за латышами — все остальные.
После Нижнеудинска чешское командование стало гораздо сговорчивее и немедленно прислало двух парламентеров для заключения перемирия с Красной Армией. В штабе дивизии решили разыграть парламентеров и заявили им, что не могут сообщить армии о приходе чешских уполномоченных, пока они не дадут гарантии, что снова не поступят так, как на реке Бирюза.
— Выдайте нам Колчака и золотой запас, тогда мы сообщим штабу армии, — говорили в штабе, хотя уже давно было дано знать в штаб о приезде чешских уполномоченных. Чехи упирались, ссылаясь на какое-то правило международных отношений, но скоро сдались и действительно выдали Колчака иркутскому ревкому и вернули часть золотого запаса. 87 миллионов рублей. В перемирии с чехами было точно указано, что они не будут портить железнодорожный путь и должны оставлять в сохранности железнодорожное имущество.
Дивизия двинулась по их следам, спеша к Иркутску, где уже образовался ревком, державший в тюрьме Колчака.
Партизаны, обгоняя чехов, со всех сторон также стягивались к Иркутску, за которым генерал Войцеховский собрал последние силы белых для выручки Колчака Чехи шли медленно, и тогда бригады дивизии двинулись по тракту походным порядком, сзывая к Иркутску весь вооруженный народ.
30-я встретилась с партизанами между Красноярском и Нижнеудинском в период стычек с чехами.
Вбирая в себя отряды партизан, волоча десятки тысяч пленных и ставя на местах ревкомы, дивизия ползла к Иркутску.
Она двигалась, похожая на армию грузчиков и интендантов. На дорогах перед нею валялось добро всей Сибири, бродили стада голодных лошадей.
Впрягая коней в сани и подводы, дивизия расчищала тракт от добра. Дивизия везла с собой хлеб, патроны, колеса, железо, части машин, орудия, бумагу, типографские приборы, лекарства и сотни ящиков с дорогой церковной утварью.
Бойцы превратились в ямщиков и грузчиков, и лишь к 13 марта, когда все бригады входили в Иркутск, приоделись и приосанились.
Улицы были полны народа. На углах стояли ледяные скульптуры, сделанные местным инженером в честь 30-й дивизии. Прозрачный ангорский лед синел, как мрамор. Легкое дымчатое солнце казалось жарким.
Война на востоке была закончена. И однако же отдых был в Иркутске не долог. Чита, где засел атаман Семенов с японцами, грозила новой бедой.
В апреле 30-я дивизия располагается на реке Селенге, прикрыв пути к Байкалу со стороны Забайкалья и Монголии.
Еще не забыв тяжелых боев, не залечив своих ревматизмов, 30-я взялась за строительство укреплений на фронте в 300 километров.
Дивизия была та и не та. В ней числилось теперь 46 тысяч бойцов, столько, сколько не было ни в одной другой дивизии Красной Армии, и все они были прекрасно одеты, обуты, могуче оснащены техникой. Все, чем располагали Колчак и союзники, попало в руки 30-й, и по праву авангардной она превратилась теперь в самую богатую. В ней было 12 тысяч лошадей с сильнейшим обозом, 300 орудий и 530 пулеметов.
Она была та и не та.
Еще много оставалось в строю бойцов, командиров и политработников, дравшихся в восемнадцатом году за Кунгур, стоявших в девятнадцатом на Каме и проделавших великий Сибирский поход, но основную массу составляли новые люди.
Со всеми ими нужно было работать, не покладая рук.
Грозила бедой Чита.
