Затормози машину.
— Затормозить не имею права, — ответил машинист. — Пробка получится. За мной поездов, может, сорок или пятьдесят.
— Вот это и ладно.
— Все равно не могу: паровоз замерзает, — заартачился машинист.
Зайчик вынул наган.
— Становь паровоз на все тормоза, спускай пары!
— Приказ? — переспросил машинист.
— Приказ! — ответил Зайчик.
— Так, пожалуйста, мне что! — и паровоз тотчас остановился, а шедший впереди них состав медленно стал удаляться в темноту ночи. С проселка спрашивали:
— Чего стали? Есть что-нибудь?
— Есть! — ответил командир. — Заворачивайте на Дрокино, оформляться! Вперед дороги нет! — и сразу же поставил четырех верховых бойцов заворачивать сани на дрокинскую дорогу.
Белые, поворачивая к селу, сбрасывали вблизи верховых оружие и отправлялись оформляться. Гора винтовок, наганов, пик, сабель и пулеметов росла непомерно.
В то время как четверо заворачивали обозы, остальные быстро сокрушали заставу у головного паровоза, а сам Зайчик, донельзя растерявшись достигнутым успехом, послав короткое донесение командиру батальона, пошел брать в плен коменданта разъезда, польского офицера. В сопровождении ординарца поднялся Зайчик на второй этаж станционного здания и вошел в кабинет коменданта, набитый польскими легионерами.
— Здорово, паны! Сдаваться надо, время зря только у нас отнимаете! — сказал он, присаживаясь к столу.
— Мы не имеем никакого уведомления, — сказал комендант, — а то, поверьте, были б в готовности. С одной стороны тут вы, а с другой стороны, в 90 километрах отсюда, наступает какая-то ваша часть.
Комендант помолчал, постукивая пальцами по столу.
— Я, знаете, все-таки позвоню в Красноярск, командующему польским отрядом, — сказал, наконец, комендант. — Мне, ведь, не за одного себя приходится роптать, а за всю Антанту я не ответчик.
— За какую Антанту?
— Да ведь вы, пан, отрезали 6 бронепоездов, 5 эшелонов польских легионов, 1 эшелон английских инструкторов, состав генерала Пепеляева и поездов 15 с гражданскими беженцами и ранеными.
— Звоните! — сказал Зайчик.
Комендант быстро дозвонился в Красноярск и торопливо заговорил по-польски, поглядывая то на него, то на своих поляков, все время молча слушающих эту необычную беседу.
Наговорившись, комендант протянул телефонную трубку Зайчику.
— Командующий просит делегата Красной Армии лично к телефону, — шепнул он.
Зайчик мрачно взял трубку.
— Чего поляк хочет? — спросил он небрежно.
— Что? Условия? Сдавайте оружие и марш по домам. Вот и все, — проговорил он затем.
Польский генерал что-то заговорил о чести, о дружбе и несколько раз переспросил о том, не будут ли применены к полякам какие-либо репрессии.
— Ни черта, никакой поблажки, сдавайся, — твердил ему Зайчик.
Вдруг чей-то третий голос включился в разговор.
— Богоявленец!.. Богоявленец! — закричал этот голос, — кто уполномочил вас вести переговоры с польским командующим?..
Командир роты замер. Лоб его сразу покрылся потом.
— Отвечайте, богоявленец! — орал голос, а польский генерал из Красноярска в свою очередь использовал момент.
— Алло! С кем имею честь?
— Ну, ладно! Договорились! — спокойно произнес Зайчик в трубку и небрежно повесил ее.
— Он там кое-что выяснит и вам позвонит, — сказал он коменданту разъезда. — Я, говорит, в скорости сам вам позвоню.
— Бон, бон, — то, проше папа, лучше всего. А то знаете, я всего поручик, не могу я генералов в полон сдавать. То ихнее дело, проше пана!
Зайчик молча кивнул головой и вышел, ожидая выстрела в спину.
На «заставе», у головного паровоза, все было по-старому. С минуту на минуту ожидали командира батальона.
Возле вагонов толпились проснувшиеся офицеры. Они собирались в кучки и вполголоса о чем-то оживленно беседовали. Зайчик решил обезоружить их немедленно и пошел из вагона в вагон с двумя бойцами, несшими по вещевому мешку.
Наполнив оба мешка наганами и рассовав по карманам штук 20 гранат, они вернулись к «заставе». Комбат уже поджидал его. Из ближайшего пульмановского вагона выселяли каких-то сонных интендантов. Они совали в руки удостоверения и телеграммы и удивлялись, что с ними никто не хочет считаться.
В пульмановском вагоне наспех оборудовали «штаб». Комбат, шагая перед вагоном, громко отдавал какие-то фантастические распоряжения для успокоения своей совести. Бойцов у него было всего 24 человека, и он нервничал, поджидая давно уже вышедшую из Дрокина роту. Нервничал и Зайчик.
— Надают нам беляки по заду, товарищ комбат, — шопотом говорил он. — Вот как развидняется, увидят — силы у нас малые, подушат враз.
— Да придет сейчас рота, брось! — говорил комбат, вслушиваясь в шумную, крикливую ночь.
Ржали кони, кричали люди, горели по обозным дорогам костры. Время от времени из темноты полей доносились короткие пулеметные очереди. Это дежурили пулеметчики Богоявленского, прогревая пулеметы.
Пулеметные выстрелы одни нарушали спокойствие.
— Эх, и молодцы-ребята, не спят, заботятся, а нам большая поддержка, — шептал комбат. — От одного этого звука силу как-то приобретаем.
Бойцы 4-й роты, между тем, продолжали обход вагонов и сносили в штаб отбираемое оружие.
Работа шла скоро, весело.
Вдруг подбежал насмерть перепуганный красноармеец.
— Товарищ командир роты! — зашептал он. — Англичане повылазили! Пятнадцать вагонов их!
Зайчик прыгнул на коня и понесся вдоль вереницы эшелонов, разыскивая английский.
За ним скакали два бойца, держа наготове гранаты.
— Стой! — закричал он, подскакав к эшелону, возле которого толпились люди и откуда доносилась нерусская речь. — Стой! Гранату хочешь? Кто старший?
Он въехал в середину толпы, поднял вверх руку с гранатой. Какой-то высокий человек в короткой, похожей на дамскую, шубке, с трубкой в зубах, подошел, козыряя.
— Зубы у тебя давно не болели? — заорал на него Зайчик. — Кто тут у вас по-русски мастер?
— Но, но, но, — сказал сквозь трубку человек в шубке. — Я мастер по-русскому, — он подошел, взял коня за узду, осадил назад. — Не надо волноваться В чем ваше дело?
Зайчик ткнул человека конем — для острастки.
— Как разговариваешь, шкура! Стать смирно! Быстро!
Человек в шубке взял под козырек, не вынимая изо рта трубки.
— Трубку вынь!
— Ах, очень извините!.. Переводчик штаба бригады, младший лейтенант Смит! — отрапортовал он. — Кого имею честь видеть?
— Представитель Центральной Армии! — коротко отрекомендовался Зайчик. — Что у вас тут за беспорядок?
Лейтенант раскрыл руки.
— Так вы нет партизаны? Москау арми? О-о! Великолепно! — путая слова, сказал он. — Мы думали, что вы партизаны, желали драться с вами, но Москау армия мы не будем драться. О, такая приятная радость!
— Ты вот что, Смит, — переходя на ты, распорядился Зайчик. — Ты пойди-ка объяви вашим: тут вам не партизаны, а регулярная армия. Чтоб все — по вагонам! За нуждой и то не разрешаю вылезать. Понял?
— О-о! — сказал Смит. — Это мы быстро сделаем. — И тут же стал объяснять положение окружившим его солдатам. Те с громкими веселыми криками стали разбегаться по вагонам.
— За нуждой мы ночью не ходим, — сказал потом Смит, — не делаем себе забот. Англичане
