нема? — содрогаясь, спросил я.
— Нема.
— А рай?
— Что?
— Есть рай?
— «Рай, рай» — ложись да помирай, — хмуро ответил Васька.
Мы помолчали.
— А кто же создал деревья, шахты и… разные огурцы?
Мои вопросы начинали сердить Ваську.
— Ты слыхал, что Сиротка говорил про бога на кладбище? — спросил он с досадой.
— А что?
— Нет, ты скажи: слыхал?
— Слыхал.
— Ну и всё.
Потрясённый, я пришёл домой. Матери не было. Из переднего угла глядел на меня сердитыми глазами Николай-угодник. Страшен был его тёмный иконописный лик.
«Как же так, бога нема? — думал я. — А молитвенники, а церкви, а Иисус Христос и, наконец, вот — Николай-угодник? Если это картинки, то почему святой так зло смотрит на меня? Наверное, уже знает о нашем разговоре с Васькой».
Я вытащил из-за иконы затрёпанный святой календарь. Вот великомученица Варвара с печальными, как у Алёшки Пупка, глазами. Ещё бабушка когда-то учила меня, что этой святой нужно молиться «от нечаянной смерти и головной боли». А вот ещё какой-то лысый святой в юбке, с книгой в руке, кажись, преподобный Трофим, которому нужно молиться первого февраля «об истреблении мышей и крыс». А вот мученик Иисус Христос, распятый на кресте. Почему он худущий, как скелет? Потому, что ничего не ел и не пил, всё страдал за грехи людские. Как же нема бога?
Но ведь мне сказал об этом Васька. Никому я так не верил, как Ваське! И опять мне вспомнился пьяный отец Иоанн и девочка-сиротка, плачущая над могилой деда-шахтёра. Зачем нужно было богу, чтобы она плакала, почему бог не вступился за неё?
«Где он, бог, покажи мне его?» — вспомнил я слова Сиротки. И мне захотелось так же смело сказать: «Где бог? Васька сказал: нема бога!»
У кого бы узнать: есть ли бог? Спросить у матери — отстегает, а у отца и спрашивать нечего — в церковь он не ходит.
Вдруг меня осенила догадка: «Что, если самому поговорить с богом?»
Не спуская глаз с иконы, я подошёл к ней. Николай-чудотворец сердито смотрел на меня. Тихо, чтобы чудотворец не совсем отчётливо разобрал мои слова, я спросил:
— Бог, тебя нема, да?
Ожидая грозящего громового удара, я втянул голову в плечи и зажмурился. Всё было тихо. Я пощупал язык — не отсох ли? Язык шевелился.
— Нема бога! — повторил я громче.
Святой тупо глядел на меня тёмными пятнами очей.
— Нема бога! Бога нема! — выкрикнул я. На душе стало легко и весело. — И не было бога, одни картинки! — Продолжая кричать, я ударил ногой в дверь и выскочил во двор.
Ярко светило солнце, и небо над головой показалось мне просторнее, чем было.
— Бога нема! — завопил я на всю улицу и увидел на заборе рыжего Илюху.
Он смотрел на меня, вытаращив глаза. Челюсть у него отвисла.
— Ну, чего уставился? Нема твоего бога, и ангелов нема!
Илюха хотел перекреститься, но от страха не сумел, спрыгнул с забора и пустился наутёк.
— Держи Илью-пророка! — закричал я вдогонку и побежал через дорогу к Ваське.
Вдруг я весь обомлел: у Васькиной калитки стоял городовой Загребай. Я с разбегу чуть не ткнулся ему в живот. Городовой схватил меня за шиворот:
— А ну, стой! Это кто тебе сказал, что бога нема? Идём к отцу, кто твой отец?
— Я больше не буду, дяденька…
— Врёшь… Ишь распустились — «бога нема»! Я тебе дам «бога нема»!
Внезапно городовой поднёс к моему лицу волосатый кулак:
— Вот он, бог, видал?
Я молчал, глядя на огромный, пахнущий солёными огурцами кулак. Городовой держал его у самых моих глаз, закрыв кулачищем весь свет.
— Ну, что это? — спросил он грозно.
Я не знал, как отвечать. Городовой заорал:
— Что это, я спрашиваю?
— Б…бог, — робко выговорил я.
— То-то же.
Городовой дал мне подзатыльник, и я помчался прочь.
