не казался таким бледным. На нем была бледно-голубая рубашка. И еще, он был значительно дружелюбнее. Видимо, ему удалось наконец выспаться.
– Ася! Я даже помню, как тебя зовут, – сказал он тоном, который предполагал безграничное восхищение своей памятью, – Ты куда сейчас?
– Выпить кофе.
– Отлично, я с тобой.
Меня несколько покоробил его утвердительный тон, но искушение узнать о нем побольше было слишком велико, чтобы протестовать.
Мы сели на втором этаже. Огромные стекла плотно запотели, и по ним сбегали ручейки влаги. Было удушающе влажно, как в ванной.
Вардан подождал, пока я выберу стол у окна, и пошел за мной, по пути захватив сахарницу. Он и так попросил кофе с сиропом, в теперь у меня на глазах отмерял еще несколько ложек.
– Глюкоза! – сказал он, салютуя мне сахарницей, – Наше все!
Его приветливость показалась мне просто-таки неправдоподобной.
– Ты что, проспорил что ли?
– Я просто настроение-зависимый.
– Ты вообще, похоже, зависимый.
Вардан рассмеялся.
– Я всегда говорю, лучше быть наркоманом, чем растаманом.
– Почему?
– Наркоман предполагает личность, – он так яростно стучал ложкой о фаянс, что из воронки в его чашке во все стороны летели брызги кофе, – А растаман – только любовь к Бобу Марли. Такая же разница, между прочим, как между иммигрантом и гастарбайтером. Вот ты гастарбайтер?
– Нет, я иммигрант.
– Вот! – сказал Вардан с торжествующим видом.
Мы замолчали. Я почувствовала приближение неудобной тишины и слишком быстро спросила:
– На кого ты учишься?
Он посмотрел с недоумением.
– Кто тебе сказал, что я вообще на кого-то учусь?
– Ты сам.
– Да? – не похоже было, что он особенно удивился, – Ну нет, я уже давно не студент. И слава богу.
Он поднял чашку. Я заметила, как дрожала его рука.
– А ты где учишься?
Я рассказала. Сначала в общих чертах, боясь показаться не к месту говорливой, потом, в ответ на его вопросы, более подробно. Рассказала о неумных преподавателях и бездарных студентах. Это была неиссякаемая золотая жила. Вардан слушал с неожиданным любопытством, прохладно и внимательно, как будто рассматривал музейный экспонат.
– Ну а ты? – спросила я, когда мне стало совестно сплетничать.
– Нет.
– Что нет?
– Говорить о себе – это грязный наркотик. Слишком много рисков, и слишком мало кайфа. Я его не юзаю.
– Ишь!
Меня рассердило, что он как будто бы обманом заставил меня разговориться. Я тоже решила схитрить.
– И почему?
– Все очень просто. Двое людей встречаются. Говорит тот, кому нужно рассказать, кто не выносит тишины, кому нужно отражаться в других. А молчание – это отсутствие отражения. Рябь, перелив, возможность, власть. Отсюда и вывод: чем больше ты знаешь о человеке, тем меньше он знает о себе. Не нужно никому ничего рассказать только тому, кто все рассказал уже себе сам.
– Ты понимаешь, что сейчас говоришь о себе?
– И что? – совершенно невозмутимо ответил Вардан.
– Железный аргумент.
Зал наполнился и снова опустел. Заиграли «Битлз». Мы перешли на музыку.
– Тебе не кажется, что это некоторый моветон – слушать Битлз в Англии? Какой-то перебор получается, как кофе с сахаром и сиропом.
Вардан еле заметно улыбнулся и картинно отхлебнул страшное варево.
– Битлз или Роллинг Стоунз? – спросила я.
– Разумеется, Битлз.
– Но почему?!
– Потому что только полные идиоты спорят о музыкальных вкусах. Вообще говоря, только полные идиоты обсуждают музыку иначе как в шутку.
Я проглотила возмущенный протест. Вардан вздохнул.
– Ну хорошо. Мне больше нравятся Битлз потому что… Дай подумать… – он циркачески закатил глаза и пустился в пространные и совершенно бессмысленные рассуждения. Они были такими абсурдными, что их нельзя было воспринимать всерьез.
Легкость, с которой Вардан поддерживал беседу, была почти неестественной. Приходили на память чопорные салоны позапрошлого века, ни к чему не обязывающие споры, заранее продуманные переливы тем. Я была благодарна ему, но в то же время ожидала подвоха. Видимо, моя настороженность бросалась в глаза, потому что после очередной паузы Вардан спросил:
– Что, странный я?
– Не то слово.
Вардан хмыкнул. Смеялся он тоже необыкновенно, не ртом и не голосом, а как будто животом, слегка кашляя и встряхивая плечами. Смех совершенно не уживался с ним. Видно было, что хотя он искренне потешается надо мной и над разговором в целом, ему не было весело; скорее он вел себя так, будто радовался, что оправдались его самые мрачные догадки.
– Самодовольный.
– Что?
– Ты не просто странный, ты самодовольный сверх меры.
– И? – неторопливо спросил Вардан, отворачиваясь к окну, – В чем твоя проблема?
Я отметила, что он снова точно скопировал на русский раздраженное английское «what's your problem?»
– Я не люблю самодовольных людей.
Вардан устало и хрипло вздохнул. Прочертил серым пальцем несколько пересекающихся линий на стекле. Отпил кофе. И ответил, как будто разговаривал с наскучившим ребенком:
– Все любят самодовольных людей.
И, помолчав, добавил:
– А в первую очередь те, кто говорят, что не любят.
Я попыталась заглянуть ему в глаза. Он беспричинно нравился мне, нравилось его безразличие и мрачный, оригинальный ум. Вардан смотрел в окно.
Я проследила за его взглядом. Внизу, посреди улицы, стояли два ряженых, два актера в средневековой одежде, их плащи развевались на ветру. Они кричали, зазывая туристов в «любимый паб Вильяма Шекспира» и в Оксфордские подземелья. Вокруг них кружились полугнилые листья и обертки из МакДональдса.
– Холодает, – изрек Вардан, – «А к середине ноября все они ненавидели Оксфорд…»
– Что ты цитируешь?
– Книгу.
– Какую?
– Обо мне.
– О тебе есть книга?
– Еще нет. Но будет.
Я не могла понять, шутит он или нет.
– Книга оправдывает все на свете. Любая, даже самая тупая мысль становится важной, если ее записать. Поэтому единственная цель, которую стоит ставить себе в жизни – это стать героем книги.
Я кивнула, не сообразив, что он глядит в окно и не увидит моего согласия. Впрочем, теперь я начинала сомневаться, что он заметил бы его, даже если бы увидел.
– Если про тебя написали книгу – все, ты герой. Mission accomplished. И все такие офигели.
Я рассмеялась.
– То, что ты персонаж книги, еще не делает тебя героем. Рокантен, например, какой же он герой. Или Обломов. Или…
– Я не знаю, кто это. Но не важно. Раз написали – значит ты достаточно занимателен, чтобы о тебе писать, логично?
– Бесплатные наркотики на год и я напишу о тебе книгу, договорились? – предложила я. И тут же удивилась своей наглости. От него, что ли, набралась?
– Только трава.
– Тогда книга будет плохая.
Он покачал головой и улыбнулся.
– Только трава.
Я подумала, что торговаться бессмысленно.
– Окей.
Мы посидели еще с полчаса, уже молча. Я боролась с желанием
