были обморожены до самых костей и суставов. Если он даже не умрёт к утру, то будет мучиться всё оставшееся и отведённое ему Богом время. Гангрена уже сейчас запускала свои щупальца в его конечности.
Второму проводнику повезло чуть больше. Почему? Никто пока не знал. Он не только вытащил своего брата из внутренних кругов, но и пострадал значительно меньше. Сейчас он тоже лежал под одеялами и метался в бреду, но меняя ему повязки, Люда была уверена, что он выживет и через время сможет продвигаться дальше. Был бы на связи вертолёт, несомненно, обоих бурятов отправили бы срочно на Большую землю – как с недавних пор стали называть путешественники всё то, что находилось за пределами Баргузинского заповедника.
Что касается Василия Михайловича, то он ещё, на удивление, легко отделался. Если бы Семён его вовремя не выдернул из пятого круга, экспедиция вполне возможно осталась бы без своего начальника.
Люда наложила ему компрессы на нос, уши, щёки, руки – они более других частей тела пострадали, - и он мог уже шевелить пальцами, хотя кисти рук и были основательно перебинтованы. Хорошо помогала стрептоцидовая мазь, антибиотики и два крупных глотка неразбавленного спирта, после которых у него из глаз брызнули слёзы. Страшно было даже подумать, если бы аптечка сгинула в водовороте смерча и все лекарства пришли бы в негодность: вот тогда точно в экспедиции настала бы полная катастрофа. Но к счастью, медикаменты большей частью сохранились, и основную помощь они сейчас оказали.
Настроение в лагере было угнетённо-растерянное. Обстановка тревожная. Сашу так и не нашли, лошади пропали, и никто не знал, что именно преподнесёт им наступающий день. К тому же, появились ещё и тяжело раненые. Поход в неизвестность всё более становился опасным для жизни, и возникла необходимость пересмотреть все свои планы и дальнейшее передвижение по ранее назначенному маршруту.
- Как же так у них там получилось, что один обморозился почти до основания, а второй остался не только на ногах, но и смог какое- то время тащить за собой своего брата? – вслух размышлял Семён.
Профессор курил и воспалёнными глазами смотрел на блики огня. Ночь выдалась относительно тёплой и спокойной. Луна уже не пугала своими кровавыми размерами и вместе со спиралью, грозой и смерчем отошла сейчас на вторичный план их обобщающей беседы. Нужно было во всём разобраться и наметить планы на будущий день и на маршрут в целом.
Люда начинала дремать. Николай Губа сидел тут же и доливал в свой кофе спирт. Как всегда молчал.
В небе бесшумными тенями проносились летучие мыши. Где-то ухнула сова, в ручье недалеко всплеснулась маленькая рыбёшка. Костёр потрескивал хвойными ветками. Четыре пары глаз смотрели на огонь, совсем не замечая игры его пламенных язычков.
Профессор протянул к Семёну руку, и тот отдал ему лейтенантскую сумку.
- Ну что ж… - кашлянул он. – Так или иначе, нам предстоит ознакомиться с содержимым. Может, хоть немного приоткроем завесу тайны. Хотя каким образом – решительно не представляю. В руках у нас есть некий артефакт, так сказать, доказательство, что лётчик не мираж и не групповая галлюцинация. Посмотрим, что там внутри?
Все придвинулись ближе к огню, и Губа подкинул ещё несколько веток. Стало светлее. Люда взглянула на братьев. Те спали. Некоторое время можно было подремать и самим, но любопытство – странное, неведомое и, отчасти жутковатое – взяли своё.
Первым делом профессор осмотрел планшет снаружи.
Он принадлежал той эпохе, о которой они первоначально подумали. Что дальше?
Раскрыв его, все четверо невольно замерли.
Интерес сразу вызвала фотография. Всем бросилось в глаза её состояние.
- Будто только что из ателье, - пробормотал Семён, беря из рук профессора снимок и поднося ближе к свету костра. – Как новенькая!
Фотография действительно была прекрасно сохранившейся. Ни пожелтения, ни повреждений от времени – даже эмульсионная плёнка блестела и переливалась в свете огня: всё говорило о том, что снимок был сделан совсем «недавно», в салоне какого-то ателье, коих перед войной было во множестве в любом большом городе Советского государства.
На снимке стоял, опёршись о высокую тумбу, высокий молодой парень в форме лейтенанта ВВС – точная копия лётчика, обнаруженного экспедицией. Сомнений, что это был он, ни у кого не возникало. Рядом у тумбы на фоне декораций горного Кавказа сидела девушка – миловидная, молодая, вся цветущая от счастья. На коленях ребёнок трёх-четырёх лет в костюмчике матроса и маленькой бескозырке. Снимок отдавал теплотой, радостью и благополучием. Всё, казалось, в этой семье было отлично: родители безмерно любили друг друга и лелеяли своего первенца. Наверное, планировали о втором сыне или дочке, но тут нагрянула война, и вот теперь этот счастливый отец и муж лежит здесь мёртвый, непонятно каким образом взявшийся из далёких времён, и как попавший сюда, на Байкал.
Семён перевернул снимок в, надежде хоть на какую-то надпись, печать ателье или подпись владельцев.
Армавир – 1941 год. Лето.
Написано химическим карандашом.
- Итак, - сделал вывод начальник экспедиции. – Лётчик тот же. Судя по всему, здесь он с женой и сыном. Но нам это ничего не даёт, кроме того, что он был женат и имел трёхлетнего ребёнка: мы по-прежнему не знаем кто он такой и откуда родом.
- Или… - Семён глубоко задумался.
- Или, - поддержал его профессор, - он сейчас женат и имеет сына. Ты это хотел сказать?
- Даже не знаю. Трупного запаха нет, разложений нет, форма как новенькая… и ещё эта фотография из ателье. Такое ощущение, что ещё день назад он был жив.
- Я тоже об этом подумал, - согласился начальник. – Его как будто ЧТО-ТО выдернуло из своего, того времени и, собственно из сороковых годов, он каким-то непостижимым для нас образом оказался здесь, в 1979-м году, почти через сорок лет от своей настоящей реальной жизни.
- Вы имеете в виду искривление пространства? Так это называть?
- А как ещё? Парень из сороковых годов внезапно оказывается в конце семидесятых, да ещё и в совсем другой местности, с иным климатом, растительностью, ландшафтом, наконец. Не удивительно, что у него был такой растерянный и испуганный взгляд перед смертью, и он пытался куда- то ползти. Другой вопрос – куда? И как он вообще оказался здесь? Вот и приходят на ум всякие, ещё не доказанные альтернативные гипотезы о временных
