Том 2. Глава 5
— И радовалась… пока не появился Гриша, — добавила Елена Скрябина и скривилась.
Так. Стоп. Я не ослышался? Елена Скрябина только что прямо и со всей уверенностью заявила, что я убил ее отца и обрадовалась? Она не предположила, а заявила совершенно точно. И более того…
— Что ты имеешь в виду под обещал? — с дерьмовым предчувствием уточнил я.
— Да как ты можешь не помнить!
Вместо ответа я вновь постучал по затылку и добавил.
— Целители сказали, что, когда снимут печать, память начнет восстанавливаться, — соврал я, так как испытывал острую необходимость в сохранении отношений со Скрябиной.
Рыжеволосая окинула меня недоверчивым взглядом, но за неимением аргументов, поверила в то, что сама хотела, выдохнула и сдалась:
— С этой целью ты и приехал в Санкт-Петербург.
— Убить Всеволода Скрябина?
— Да, — уверенно кивнула Елена, все еще находясь в недоумении.
На первый взгляд девушка совсем не глупая, и ее вера в мое беспамятство довольно быстро пошатнется, но в текущей обстановке варианта получше у меня нет. А что делать потом — разберемся по мере поступления проблем.
— Только его? — уточнил я.
— Насколько я знаю, — задумалась Скрябина, — вы с Костиком меня больше ни во что не посвящали, — чуть виновато и с ноткой обиды добавила девушка.
Я глубоко выдохнул, стараясь взять себя в руки. По-хорошему, усадить бы ее сейчас на стул и обработать допросными техниками, чтобы выяснить расклад. Но, во-первых, нарастающее чувство тревоги подсказывало что время нашей беседы на исходе. Во-вторых, я испытывал к девушке иррациональную симпатию.
К боярской дочке. Я. Симпатию.
Я прогнал это в голове еще раз, но факт остается фактом. Это правда.
— Кто такой Костик? — максимально мягко спросил я, когда дыхание Скрябиной более-менее нормализовалось.
— Ты и его забыл? — отстранилась Елена, — но ведь меня помнишь…
— Смутно, — напомнил я, — лишь образы без конкретики. Но вот Костика вообще нет. Может, потому что я с ним не встречался после пробуждения?
— Может, — протянула Скрябина, — но это очень странно. Ты прожил с ним все детство…
— Адлерберг? — предположил я самое очевидное и по облегчению на лице Скрябиной понял, что угадал.
Константин Адлерберг и сын правителя Великого Княжества Финляндского знал, что я планирую убить Скрябина. В голове начала всплывать еще куча вопросов, но я их отложил в сторону.
— Костика смутно вспомнил, — соврал я, — тебя допрашивали имперцы? Кто еще знает то, что ты мне сказала?
Я слегка утратил контроль над эмоциями из-за нарастающего чувства опасности. Причину я не видел, но нужно ускоряться и при этом перегибать нельзя. Расклад все хуже и хуже.
— Я же сказала! — не выдержала даже моего минимального напора Скрябина и начала истерично мельтешить по комнате, — слишком поздно! Ты должен был прийти раньше! Ты должен был все сделать иначе! Ты обещал, что это прекратится! Что защитишь меня!
— От твоего отца? — предположил я, судя по тому с каким гневом отзываются ее потоки при одной мысли о Всеволоде Скрябине.
— И его и всей семьи, — чуть успокоившись кивнула Елена.
— Ты его ненавидишь?
— А ты как думаешь? После того что он со мной сделал, после того что все они… — начала Скрябина, и ее слова тут же захлебнулись в дрожащих губах.
Ее потоки полыхали чистой злобой, ненавистью и… страхом. Паническим всепоглощающим страхом.
— Ты убил этого ублюдка, — всхлипнула она, — но ничего не изменится. На его место встанет другой Скрябин и для меня все останется по-прежнему. А если тебя еще и казнят…
— Меня не казнят, — усмехнулся я и обнял девушку.
Прижал ее к своей груди и мягко погладил по волнистым рыжим волосам с запахом морской волны.
— Что мне делать? — подняла на меня свои изумрудные глазки Скрябина и медленно подалась вперед.
Я не стал отстраняться и встретил ее мягкие розовые губы своими. Обвил руку вокруг талии и притянул к себе. После затяжного чувственного поцелуя девушка будто что-то вспомнила и робко отстранилась.
Ее беспокойство и подозрительность ощутимо уменьшились. Я отметил в голове способ приведения паникующей Скрябиной в чувство и вернулся к насущным проблемам, которые не терпели отлагательств.
— Лен, соберись и доверься мне. Ответь на мои вопросы и все останется позади, — спокойным уверенным тоном проговорил я, мягко обхватив девушку за плечи, — тебя допрашивали имперцы?
— Нет.
Я внутренне выдохнул. Хорошо, одной проблемой меньше.
— Кто еще в курсе наших планов с Костей?
— Ты за кого меня принимаешь?! — насупилась девушка.
Я чуть было не ляпнул, что за избалованную и излишне эмоциональную боярскую дочурку, но вовремя остановился.
— Лена…
— Я никому ничего не говорила, — с нескрываемой обидой выдала Скрябина и с усилием вырвалась из моего захвата.
Отшатнулась в сторону, поправила платье и прическу. Бросила очередной взгляд на часы. И в этот момент я четко осознал, что мое чувство опасности росло с каждым таким взглядом Скрябиной. Подсознание вовсю кричало мне, что есть вопросы куда важнее тех, что задаю я.
— Почему ты постоянно смотришь на часы?
— А я не сказала? — искренне удивилась Скрябина, — Гриша ночью вывел всех из особняка, а меня запер здесь. Сказал, что я одна из подозреваемых и должна остаться на допрос, — тут рыжеволосая снова бросила взгляд на часы, — два часа назад он написал сообщение, что имперцы придут в полдень.
Услышав причину, я тут же посмотрел на время. До полудня оставалось десять минут. Что делать? Допрашивать Скрябину дальше смысла нет, раз совет ее оставил, она не знает ничего полезного. Только имя этого Гриши… Думай, Марк. Думай.
— Гриша из вашего рода? Из вассалов? Какая у него фамилия?
— Просто Гриша.
Наемник значит. Замел следы и скрылся вместе с остальными, кто жил в особняке и знал больше, чем нужно. Всех слуг и посторонних скорее всего уже убил.
— Он увел всех?
— Всех, включая слуг и охрану, — кивнула Скрябина.
Моя нервозность передавалась ей в пятикратном размере. Но времени совсем не осталось. Имперцы будут тут с минуты на минуту, и если ничего опасного для бояр Елена не знает, то со мной другое дело.
Существует, конечно, небольшая вероятность, что Валера мог бы спустить эту информацию на тормозах. Только вот не покидала мысль, что неспроста бояре так тянули с допросом Елены. Должна быть причина, и, боюсь, она мне не понравится.
