Когда его проносили на щите, он не удержался и упал, что было трактовано современниками как то, что он скоро потеряет власть.
3 – святой Петр Мецский. День памяти 27 сентября. Его участие в этой истории является одним из вероятных сценариев. Потому что иной правдоподобной версии, как мог быть раскрыт столь хорошо внедренный агент, у автора не нашлось.
Глава 27
Год 6093 от Сотворения Мира (585 от Р.Х.), февраль. Руан. Нейстрия.
Фредегонда с немногими оставшимися верными ей людьми жила на вилле под Руаном. Епископ Претекстат, который восемь лет провел в ссылке на крошечном острове у побережья, триумфально вернулся в родной город, и теперь он служил Гунтрамну, словно цепной пес. Епископ ничего не забыл, и он люто ненавидел Фредегонду. Королева была окружена его лазутчиками, а о каждом ее шаге доносили прямо в Шалон-на-Соне. Фредегонда до сих пор не крестила маленького Хлотаря, чем немало удивляла окружающих. Но у нее на это были свои резоны, и крещению сына была в ее планах отведена особая роль. Она не разбрасывалась возможностями, коих у нее осталось совсем немного. А крещение короля – это возможность, да еще какая. Нет, она не сделает глупость, она просто не может себе этого позволить. Тот жалкий огрызок, что оставили ей, даже королевством было сложно назвать. Пяток небольших городов на северо-западе Галлии, прижавшихся к морю, и все. Даже Суассон и Камбре, вотчины старого Хлотаря, у нее нагло отобрали. Герцог Раухинг, этот ублюдок старого короля, переметнулся к Брунгильде, не моргнув глазом. И чего ему не хватало? Во всем королевстве франков не было никого богаче, чем герцог Суассона. Южные города забрал себе Гунтрамн, причем забрал даже те, что принадлежали раньше Сигиберту. Проклятый святоша греб под себя все, до чего мог дотянуться. У нее сегодня было необычное дело. В Руан привезли монаха Леонтия, которого она послала с особой миссией в Мец. Он не справился, и его, словно в насмешку, привезли назад. Брунгильда решила поглумиться над ней. Она дала понять, что Руанская королева настолько ничтожна, что ее убийц даже казнить незачем.
- Как тебя смогли разоблачить? – спросила Фредегонда монаха, стоявшего перед ней на коленях.
- Я не знаю, госпожа, - с жаром начал доказывать он. – Меня схватили ни с того, ни с сего, и подвергли немыслимым мучениям. Я не выдержал.
- Ты никому не проболтался? – с подозрением спросила королева.
- Нет, госпожа, что вы! Кроме исповедника, я никому об этом не говорил! - горячо оправдывался тот.
- Что??? – широко открыла глаза Фредегонда. – Да ты совсем дурак? И кому ты исповедовался?
- Епископу Петру, он святой человек…Нет! Невозможно! Ведь тайна исповеди…- с ужасом сказал монах, которого только что посетило озарение. – Пощадите, добрая госпожа! Умоляю!
- Пощадить? – лицо Фредегонды напоминала ледяную маску. – Хорошо, я тебя пощажу. Не стану убивать служителя божьего. Отрубите этому дурню руки и ноги, прижгите, и отвезите родне. Он хочет жить, так пусть живет.
Она повернулась и ушла, выбросив из головы жалкого неудачника. У нее было еще более важное дело. Только что приехал Хуппа и привез ее дочь. Вот на кого можно положиться, он никогда ее не подводил.
- Госпожа! – склонился в поклоне граф-конюший. На его лице была написана искренняя почтительность. Свою королеву он боготворил. – Я сделал все, что вы велели. – И он добавил значительно: - И даже то, что вы не велели. Но я ничего не мог сделать. Эти наемники никого не слушают. Сущие разбойники! А уж болтуны какие! Они прямо сейчас награду пропивают.
- Где моя дочь? – не переменившись в лице, спросила Фредегонда. Она услышала все, что нужно. Хуппа не подвел и в этот раз.
- Она в своих покоях, купается с дороги, моя госпожа, - пояснил Хуппа.
Фредегонда развернулась и пошла к покоям дочери, где та отмокала в огромной бадье, до краев наполненной горячей водой. Движением руки королева прогнала служанок из комнаты.
- Доченька, как ты? Я так волновалась! – с участием сказала она.
- Знаешь, о чем я думала всю дорогу от Тулузы? – ответила вопросом на вопрос Ригунта. Она с блаженным видом лежала, не открывая глаз. – Я думала о том, что буду делать, когда вернусь домой. И я, кажется, придумала.
- О чем ты? – не поняла ее Фредегонда. Она совершенно растерялась. Она ждала чего угодно, но только не такого. У ее дочери был стальной характер. Ума бы только побольше…
- Меня теперь никто и никогда не возьмет замуж, - спокойно заявила Ригунта, по-прежнему не открывая глаз. - Значит, мне нужно будет чем-то заниматься. В монастырь я не пойду, скорее в петлю залезу. И вот, что я придумала, матушка. Я посвящу свою жизнь тому, чтобы превратить твою жизнь в сущий ад.
- Что ты такое несешь? – взвилась королева.
- Да, мамочка! – с блуждающей улыбкой на лице заявила ей любимая дочь. – У меня есть свои поместья, денег хватает, и времени свободного теперь будет предостаточно. Ты проклянешь тот день, когда родила меня. Это я тебе обещаю. А теперь убирайся отсюда, служанка.
- Ах ты, дрянь! – взвизгнула Фредегонда.
- Убирайся, я сказала! – закричала Ригунта сквозь выступившие слезы. – Ненавижу!!!
***
В это же время. Шалон-на-Соне. Бургундия.
Король Гунтрамн был чернее тучи. Самозванцу уже покорился весь запад королевства, от Бордо до самых Пиренеев. Но самым скверным из этого было то, что Брунгильда заняла нейтральную позицию, и даже хуже. Она тайно поддерживала Гундовальда. Ведь тот, объезжая города, которые ранее принадлежали Сигиберту, принимал присягу в пользу его сына. Он как бы подавал знак Брунгильде, что не враг ей. А вот в собственных городах Гунтрамна и в тех, что принадлежали его покойному братцу Хильперику присягу приносили уже лично ему. Это был открытый вызов, но сил у бургундского короля было маловато. Лучшие полководцы всех франкских королевств служили сейчас Гундовальду. Дезидерий, Бозон и даже непобедимый Муммол, все они были в лагере самозванца. Гунтрамн, которого никто и никогда не видел на поле боя, откровенно трусил. В случае проигрыша судьба Фредегонды, сосланной в медвежий
