Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 43
Хуррем-хаджах…
Она часто вспоминала свой хадж в Мекку. Если уж мусульманка, значит, должна совершить.
Конечно, при жизни валиде такое было бы невозможно, но после ее смерти словно сама себе стала хозяйка, Сулейман не сильно ограничивал, к тому же она законная жена, не просто наложница.
Султан, услышав просьбу, чуть задумался:
– Подожди, расправлюсь с Тахмаспом, вместе совершим.
– Не стоит, Повелитель, не хочу вас обременять.
Наедине они говорили проще, называли друг дружку по именам, но Хуррем умела блюсти внешние правила, стоило рядом оказаться хоть одному евнуху, обращалась, словно он и не обнимал ее почти каждую ночь на зеленых простынях своего ложа, их общего ложа.
Она сама себе не признавалась в тайной причине своего желания отправиться одной, Сулейман все понял без признаний и объяснений, усмехнулся:
– В Иерусалим зайди на обратном пути, времени мало осталось, к нужному дню в Мекку не успеешь. Если ты, конечно, туда стремишься, а не…
Он не договорил, но Хуррем вспыхнула, словно сухой валежник от поднесенного факела.
– Куда же я еще могу? А в Иерусалим зачем?
– Святым местам поклониться.
Смотрел испытующе, внимательно, словно намеревался взглядом выковырять у нее из души то, что сама от себя старательно прятала.
Казалось, она должна бы испугаться, а стало почему-то легко, вдруг поняла, что нет больше внутри сомнений. Бог един. Для всех един. А уж как его назовут и какие при этом станут молитвы возносить – это людской выбор. Но если принял на себя то или иное крещение, то пока не перекрестился, исполняй тот обряд, что должен.
Она приняла когда-то, чтобы спасти будущее своего первенца Мехмеда, чтобы не назвали будущего ребенка (еще и не знала, кто именно будет) сыном гяурки, решилась погубить свою душу ради его жизни. Но душа не погибла и даже не почернела.
Поняла, что душе все равно, как уста назовут Бога, какие обряды станут выполнять, какие слова молитвы произносить. Бог един для всех, и видит, что у кого в душе, а не на словах. И Он простит, что называть стала иначе.
Но если уж решилась, то должна соблюдать те правила, которые на себя приняла. Потому честно соблюдала пост, щедро подавала милостыню в праздники, старалась совершать положенные намазы… И хадж… не ради славы хаджах или признания своей святости, не ради доказательства того, что правоверная, а для себя, для очищения души.
– Я не думала в Иерусалим заходить.
Кивнул:
– Хорошо, спрошу, когда большой караван.
– Я могу с малым, так даже лучше.
– Почему?
– Не хочу, чтобы сказали, что нарочно ради славы еду. Пусть будет тихо и незаметно. Для души, а не для славы. Пусть как можно меньше людей знает.
– Хуррем, зачем тебе хадж?
Она чуть помолчала, словно подбирая слова, потом тихо-тихо, едва сама расслышала, произнесла:
– Столько грехов и дурных мыслей за все годы накопилось, столько грязи в душе… Очиститься хочу…
Теперь уже помолчал он, потом так же тихо попросил:
– Помолись и за меня.
Человек может совершить хадж сам, но если ему не позволяют сделать это здоровье или, как у султана, страшная занятость, он поручает совершить хадж другому. Это очень почетно – совершить хадж за Повелителя Двух миров, любой бы согласился, но Сулейман понимал, что от этого человека будет зависеть сама жизнь Хуррем, потому подошел к отбору строго.
Долго беседовал с имамом, которого посылал с этим караваном, все не решаясь сказать, кого отправляет в хадж. Но сказать пришлось, Сулейман хотел, чтобы имам правильно понял поручение:
– Не хочу, чтобы Хасеки совершила ошибку, которая ей будет дорого стоить.
Имя у имама подходящее – Мухлиси, то есть Преданный, кивнул, едва чалма с головы не упала:
– Пусть Повелитель не беспокоится, всему научу в Мекке, чтобы Хасеки Хуррем Султан не сделала неверный шаг.
Мухлиси сам хаджа, правила знает, но Сулейман выбрал его не из-за этого.
– Не о мнении людей думаю. Хадж не просто поездка, а Хасеки не всегда была правоверной.
И снова имам правильно понял заботу падишаха:
– Если Повелитель позволит, во время поездки я буду вести беседы с госпожой, чтобы она поняла задачу хаджа, – и, не выдержав, поинтересовался: – Кто подсказал Хасеки Хуррем намерение совершить хадж?
– Сама.
– Значит, госпожа душой готова.
– Вот это вы и посмотрите, прежде чем входить в Мекку.
– Да, Повелитель…
Время шло, а разрешения на выезд от султана все не было. В Мекку нужно попасть к определенному времени, еще немного, и придется не ехать, а плыть до самой Хайфы. Но у Роксоланы с морем связаны только неприятные воспоминания, да и боялась она моря.
А потом о предстоящем хадже невестки узнала Хатидже Султан, встрепенулась:
– Повелитель, разрешите и мне тоже?
Тот плечами пожал:
– У тебя муж есть, его разрешения спрашивай.
Но Хатидже приболела, а больной куда двигаться? Еще два дня потеряли, пока стало ясно, что не сможет ехать.
А потом, как гром с безоблачного неба:
– Ибрагима больше нет! Довольна?!
И на следующий день:
– Отправляйся в хадж!
Не так уходить мечтала, но отбросила все дурные мысли, все сомнения, все, что могло помешать.
– Бисмиллах ве рахмоне рахим: во имя Аллаха, милосердного и сострадательного…
Все нехорошее следовало оставить позади, все, что могло помешать думать только о хадже. К Богу не идут с мелочными думами, с недовольством или злобой. Уже сам путь до любой святыни целителен для души, она начинает очищаться в преддверии поклонения.
Но от мыслей о том, что произошло, удалось отрешиться нескоро, они пошли через Анкару и Аксарай, горы хорошо успокаивают. Сумела отрешиться от мыслей об Ибрагиме, но, главное, перестала страдать по оставленным детям.
С каждым шагом, с каждым новым поворотом дороги, с каждой ночевкой становилась все спокойней. Ежевечерне беседовали с имамом Мухлиси, тот объяснял, если чего-то не понимала, толковал Коран, рассказывал о святых людях и местах, но более всего о самой Мекке и о том, что такое хадж и для чего он.
Когда от Османие пошли берегом моря и вокруг раскинулись благословенные места, Роксолана уже была спокойна. Сулейман просил помолиться за него, обязательно помолится, даже сначала за него, потом за себя.
Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 43
