Через несколько секунд Бернард уже стоял на ее кухне. Когда на застеленной ковром лестнице послышались шаги, у него зачастил пульс.
Он повернулся лицом к Джойс. Она была по-прежнему облачена в майку, не только не скрывавшую фигуру, но подчеркивавшую ее при каждом движении. Взгляд Бернарда спустился к краю майки, ниже которого виднелись обнаженные, такие соблазнительные и стройные ноги. Похоже, больше ничего на Джойс не было.
Она шла к нему, лукаво улыбаясь. От ее взгляда по спине Бернарда побежали мурашки. Джойс явно изменилась. В тот вечер ему так не показалось. За годы взрослой жизни он научился читать сигналы. Сегодня утром Джойс подавала ему все сигналы, какие только были на свете.
Она как всегда позволила обнять себя, но при этом ее руки чуть крепче сжимали его шею, а соприкосновение тел было более долгим, чем обычно. Бернарда пронзило острое желание. А потом она непринужденно отстранилась – так, словно ничего и не было.
Когда Джойс пошла к холодильнику, Бернард со свистом втянул в себя воздух. А вдруг ему показалось? Он сел за стол, не сводя с нее глаз. Джойс явно проявляет инициативу. Бернард не знал, как будет реагировать, если это продолжится, но запретный плод мог оказаться слишком сладким, а искушение – слишком сильным, чтобы ему сопротивляться.
– Как ты относишься к яйцам по-бенедиктински? – спросила его Джойс, нагнувшись к нижней полке холодильника. При этом ее майка задралась и еще больше обнажила ноги.
Когда она приподнялась и снова нагнулась, чтобы поднять упавший пакетик с майонезом, то раздвинула ноги и майка поднялась еще выше на бедрах, вызвав у Бернарда сильнейший приступ удушья. Под натянувшейся на упругих округлостях полоской ткани мелькнуло видение чего-то белого и кружевного. Она быстро выпрямилась и торопливо одернула майку, одарив его при этом загадочной и все понимающей улыбкой.
Бернард издал сдавленный стон.
Джойс свела брови на переносице и потерла бедро, отчего зрелище стало еще более возбуждающим.
– Нет? Тогда французские гренки?
Бернард сделал невероятное усилие и заставил себя посмотреть ей в глаза.
– Все что хочешь, Джойс.
Ее глаза заблестели еще сильнее.
– Раз так, я приготовлю яйца по-бенедиктински. Хочется чего-то знакомого и в то же время новенького.
У Бернарда сжалось горло, поэтому он просто кивнул, а затем закрыл глаза. Справившись с собой, встал и, чтобы отвлечься, начал варить кофе. Джойс стояла у стойки и взбивала в миске соус. Потянувшись за ситечком, он воспользовался моментом и вдохнул ее теплый аромат. Аромат был чистый и нежный, без примеси духов или мыла.
– Извини, – сказал он, достав ситечко и слегка столкнувшись с Джойс.
– Не за что. – Она смерила его взглядом и снова таинственно улыбнулась.
Бернард поставил кофейник на плиту и снова сел, пытаясь успокоиться.
Когда кофе закипел, а на плите зашипел бекон, от аппетитного запаха у обоих потекли слюнки.
– Попробуй. – Джойс зачерпнула пальцем немного соуса и поднесла его к губам Бернарда.
Он смотрел ей в глаза как зачарованный. Судя по блеску этих глаз, исследование неосвоенной земли продолжалось. Он взял ее палец в рот и слизнул соус. Джойс вынула палец и снова опустила его в черпачок.
На этот раз она сунула палец в собственный рот, закрыла глаза и неторопливо облизала его.
– Голландский рецепт. В моей новой поваренной книге говорится, что он с секретом.
– Потрясающе.
Ее глаза засияли.
– Секрет заключается в том, как именно следует его есть.
Она ловко положила на тарелку гренки, бекон и яйца, заливая каждый слой соусом. Потом закусила губу и протянула тарелку Бернарду.
– Видишь ли, согласно рецепту это блюдо нужно есть вместе.
– Я люблю делиться. – Сказав это, Бернард покраснел до ушей. Да что же это творится?! Джойс стояла так близко, что он не смог противиться соблазну и погладил ее бедро.
Она широко раскрыла глаза, но не сделала попытки отстраниться.
– В книге говорится, что начать нужно так…
Джойс сделала глубокий вдох и, держа тарелку на весу, села верхом на колени Бернарда. Она мечтала об этом всю ночь. Теперь эта мечта осуществилась. Но иметь дело с Бернардом из плоти и крови оказалось намного приятнее. В его глазах горел огонь.
Нет, она не ошиблась. Бернард действительно желает ее. Именно он и есть ее тайный поклонник.
– Все это довольно неожиданно, но пока что рецепт мне нравится.
– Еще бы! – лукаво ответила Джойс. – Столовые приборы при этом не обязательны, – пробормотала она, подцепила кусочек яйца, отвела тарелку в сторону и снова посмотрела Бернарду в глаза. Потом подставила под руку ладонь, согнутую ковшиком, чтобы не капал соус, и поднесла кусочек к его губам.
Не сводя с нее глаз, Бернард взял кусочек в рот и начал неторопливо жевать.
– Яйца по-бенедиктински еще никогда не были такими вкусными.
Она хмыкнула и ничего не сказала.
Он поднес руку Джойс к ее рту и предложил:
– Попробуй сама.
Она сунула пальцы в рот, смакуя вкус блюда и ощущая дрожь ожидания. Соус капал ей на ладонь.
– Я забыла салфетки.
Не успела Джойс отодвинуться, как Бернард взял ее руку и поднес к губам.
– Дай я, – сказал он и ловко слизнул с ее ладони капли голландского соуса.
Каждое прикосновение его языка укрепляло ее уверенность в себе.
– Ты тоже испачкался. – Сердце Джойс колотилось как сумасшедшее. Она наклонилась, потянулась губами к уголку его рта и слизнула капельку соуса.
Он наклонил голову.
На один короткий миг их дыхание смешалось, и оба затрепетали от возбуждения. А потом Бернард прильнул к ее губам. Губы приоткрылись, языки столкнулись, и Джойс ощутила вкус соуса.
Ее груди прижимались к груди Бернарда. Она слегка заерзала, возбуждая ту часть его тела, о которой мечтала с особым удовольствием. Ее бросило в жар.
Он провел ладонями по ее бокам. Прикосновения его языка вызывали у нее лютый голод.
Джойс прервала поцелуй, чтобы перевести дух.
Зрачки Бернарда расширились, в глазах горело желание. Его губы ждали нового поцелуя.
Джойс испустила негромкий стон, снова прильнула к этим чувственным губам и слегка отодвинулась, давая простор рукам Бернарда, потянувшимся к ее груди. Когда опытные пальцы нащупали тугие соски и начали их дразнить, Джойс закорчилась, прижалась лобком к его лобку и часто задышала.
Увидев часы, висевшие на стене за спиной Бернарда, она отпрянула и выпрямилась.
– О боже…
