Дело кончилось тем, что я все-таки получила свой кофе, и даже черный, но не очень обрадовалась, учитывая, какой это стоило борьбы. К тому же этот змей горыныч дал мне всего полчашки. Блинчики, как ни странно, и вправду были вкуснющие, я незаметно для себя уплела три штуки, за что удостоилась похвалы надзирателя. Запивать их мне пришлось ряженкой. В отместку я оставила грязную посуду и гордо удалилась. Я полагала, что он возмутится, ведь мужчины терпеть не могут мыть посуду. Однако вскоре на кухне послышался звук льющейся воды. Я подкралась на цыпочках: Виктор в моем фартуке увлеченно мыл посуду — дивное зрелище! Но вот таилась я, оказывается, зря — несмотря на шум воды, он каким-то образом услышал мои шаги и оглянулся, вид у него был при этом не просто насмешливый, а ехидный. Я опять почувствовала себя дурочкой и сбежала в сад. Там меня Виктор и нашел — мирно поливающую цветочки. Оглядев клумбу, он похвалил мои труды. Ага, подлизывается! И что же ему надо?
— Вот видишь, мы вполне можем мирно сосуществовать. Надеюсь, ты выбросила из головы, что я тебя ненавижу?
Я упрямо молчала: его поведение действительно не имело с ненавистью ничего общего. Но почему-то мне страшно не хотелось признавать его правоту. Видя, что я не буйствую, как в прошлый раз, Виктор продолжил:
— Женя, не будем повторять прошлых ошибок. Давай начнем с чистого листа. Подожди! Попробуй спокойно выслушать меня. Я прошу даже не поверить мне, а просто выслушать. Хорошо?
— Хорошо. — Голос мой дрогнул. — Я попробую, но сначала скажу одну вещь. Да, сейчас я отдаю себе отчет в том, что была не права, теперь мне и самой понятно, почему я так упорно считала тебя врагом. Но умоляю: не говори мне о своих чувствах, тем более о любви. Этого я не выдержу.
С минуту он очень серьезно смотрел на меня, потом кивнул, как бы в подтверждение своих догадок, и вздохнул.
— Я хорошо понимаю, что с тобой происходит. Жаль, что ты сама еще в себе не разобралась. Все гораздо глубже и серьезнее, чем я предполагал. Но это ничего, ничего. Мы ведь можем дружить, Женя? Просто дружить, часто встречаться, гулять, пить чай, обмениваться впечатлениями. Как ты на это смотришь?
Я молча кивнула. И тут скрипнула калитка, появилась Ксюша — очень кстати появилась! Поздоровавшись с независимым видом, она тут же спросила о машине. Да, и в самом деле, где же его машина? Оказалось, что Виктор просто поставил ее сбоку от дома, в тени. Обрадованная, что машина не исчезла, Ксюша сразу же предложила покататься, глядя на Виктора умоляющими глазами. Устоять он не смог, вот только мы не знали, куда ехать. Ребенок, как всегда, оказался умнее.
— За мороженым!
Хитрюга решила совместить два удовольствия. Мы поехали на станцию, там был самый большой выбор. Виктор рвался скупить чуть ли не весь ассортимент, я его едва остановила:
— Что ты делаешь? У нее же горло заболит.
Он смутился. Смущенный Виктор — это что-то! Просто экзотическое зрелище! Несмотря на Ксюшины уверения, что у нее никогда-никогда не болит горло, она получила только две порции, я одну, а наш спонсор от мороженого отказался. Потом мы еще немного покатались по окрестностям и завезли Ксюшу домой.
С этого дня началась новая жизнь. Виктор приезжал часто. В будние дни ненадолго, на пару часов, а в выходные иногда и ночевать оставался. Стелила я ему в гостиной на диване.
Как-то в субботу заехала Катюшка с мужем и ребенком, решила наконец посмотреть, что за убежище я себе нашла. Правду ей знать было ни к чему — я соврала, будто сняла дом в долгосрочную аренду.
Они застали Виктора. Катюшка очень удивилась, бросила на меня вопросительный взгляд. Выпив кофе и съев салат, она немного подобрела, долго присматривалась к Виктору. А тот как раз весело учил Мишутку только что придуманной игре. Глядя, как охотно ребенок играет с незнакомым дядей, она оттаяла. А вот дом забраковала:
— Маленький очень, а про участок вообще смешно говорить. Вот видели бы вы дачу моего свекра, просто роскошная! Мы летом проводим там все свободное время. — Адресовала она свой рассказ Виктору.
Тот вежливо слушал, но в глубине его глаз пряталась насмешка. Олег все это время изучал какие-то толстые не то газеты, не то журналы, в разговоре не участвовал и прервал чтение только для еды. Сомневаюсь, что он вообще заметил, где находится. Я-то привыкла к его манерам, Виктор же недоуменно пожал плечами и отвернулся почти с презрением. Вскоре они собрались уезжать. Я проводила ребят до машины. Обнимая меня, Катя обронила снисходительную похвалу в адрес Виктора, кажется, это максимум одобрения, на который она способна.
Я оказалась в странной изоляции. Любаша уже несколько раз обещала приехать показать нового жениха, да все что-то никак не могла выбраться. Котьку с женой я тоже зазывала, хотя и знала, что они все равно не появятся. В конце мая Лиза родила мертвого ребенка и теперь почти не выходила из дому, ни с кем не хотела общаться. В начале сентября они должны были возвратиться в Мюнхен, и Котька очень надеялся, что там бедолага придет в себя.
Мне было трудно, очень трудно видеть Виктора, слышать его, оставаться с ним наедине. И это несмотря на то, что он вел себя настолько корректно, что совершенно не к чему было придраться. В сущности, почти как муж: привозил продукты, иногда готовил, ходил со мной на прогулки, развлекал моих гостей, только спал по-прежнему в гостиной. Когда я вспоминала Наташины слова о нем, то начинала думать, что его наверняка в Москве ждет женщина, может быть, даже не одна. Такие мысли причиняли боль, и в то же время я злилась на свою чувствительность. Но еще больнее было представить нашу близость. После Володи — нет, ни за что! Любые мысли о Викторе приводили к тому, что я упиралась в стену, и сознание того, что я ее возвела, не приносило облегчения. Долго так продолжаться не могло. Я пыталась сказать Виктору, что наши отношения обречены, что у нас нет будущего, но он всякий раз переводил разговор на другую тему.
В конце июля мне стали сниться эротические сны, непременным участником которых был Виктор. В этих снах я не только не противилась, а буквально купалась в блаженстве. Просыпаясь с учащенным пульсом и пересохшим горлом, ругала себя последними словами.
Однажды в субботу после купания я разогревала обед, Виктор после какой-то незначительной фразы так посмотрел, что меня бросило в жар и закружилась голова. Ноги стали ватные, и, чтобы не упасть, я ухватилась за стол. Он сразу же подскочил ко мне, но я только покачала головой и закрыла глаза. Этот взгляд так напомнил мне сегодняшний сон, где я самозабвенно любила его, что я застонала. Виктор, не задавая никаких вопросов, подхватил меня на руки и отнес в спальню. Положил на кровать, нашел лекарство и пришел в ужас: в пузырьке жидкости осталось на донышке, а таблетки и вовсе кончились. Я выпила капли, прислушалась к тому, как постепенно успокаивается сердце, и открыла глаза.
— Наверно, я единственная женщина, которую ты принес на руках в спальню только для того, чтобы дать лекарство?!
Виктор от комментария воздержался, чуть-чуть потоптался возле и вышел.
