Пролог
— Мама, а можно, я сегодня в школу не пойду?
Маша от неожиданности дернулась, и половина бело-синего червячка зубной пасты упала в раковину, а вторая — на карман ее голубого махрового халата. В зеркале отражалась мордашка дочери, просунувшаяся в приоткрытую дверь ванной. На Ксюшином лице было выражение лукавой невинности.
— Ксюха, нельзя же так пугать! А если б я зубную щетку проглотила? — притворно возмутилась Маша.
— Не-а! — уверенно заявило настырное дитя. — Мам, ну можно, можно, да?
— Погоди, я умоюсь, а потом поговорим. Хорошо?
— Хорошо, — уныло буркнула Ксюша и исчезла.
Маша принялась чистить зубы, размышляя о том, что ей предстоит сделать сегодня. Нужно обязательно еще раз просмотреть все материалы к участию в международном проекте. Это главное, потому что времени уже совсем не осталось. Вчера они в институте работали до позднего вечера, а сегодня — последний день подачи заявок, и нельзя упускать такой шанс. Год работы в Эдинбургском университете! Об этом любой ученый может только мечтать, не говоря уж о том, что за этот год она будет получать более чем солидную не только по российским меркам зарплату, да и потом, после возвращения, наверняка на ее тему будет выделен немалый грант.
Если, конечно, она попадет в число участников этого проекта. Впрочем, профессор Скворцов уверяет, что у нее есть все шансы. Все-таки Маша действительно проделала колоссальную работу по систематике древнейших земноводных, и это не может не заинтересовать зарубежных специалистов.
Очнувшись от своих мыслей, Маша поняла, что стоит перед зеркалом, бессмысленно всматриваясь в собственное отражение и держа в руке зубную щетку. «Совсем с ума сошла со своими заграничными планами», — сказала она себе и отправилась на кухню, готовить завтрак и заниматься Ксюшиными проблемами.
— Миш, ты что на завтрак будешь — омлет или вчерашнюю картошку? — крикнула она, обращаясь к мужу.
Ответом ей было молчание. Странно, неужели Мишка опять заснул, пока она умывалась? Обычно он уходил на работу позже, чем Маша, потому что идти ему было совсем близко. Да нет, не мог он снова спать завалиться, он же встал раньше, чем она сама, и умывался тоже раньше.
— Миша! — снова позвала она.
В кухне появилась Ксюха, все еще непричесанная и одетая в пижаму.
— А папа уже ушел, — сообщила она.
— Как ушел? — не поняла Маша. — Почему так рано? И почему не позавтракал?
— А он кофе выпил и пошел. Сказал, что сегодня ему пораньше нужно на работу и что меня в школу ты отведешь. Мам, а можно, я сегодня в школу не пойду? Я не пойду, можно? — снова заныла дочь.
— Погоди, Ксюша. Значит, папа сказал, что ему на работу нужно раньше? Странно, почему же он вчера меня не предупредил? Ладно, Бог с ним. Давай-ка, садись за стол. Завтракать пора.
Маша поставила перед дочкой тарелку с дымящимся омлетом, отрезала ей хлеба и села завтракать сама.
— Мам, а мам… Ну можно, я в школу не пойду? — вновь противным голосом спросила Ксюха.
— Ксения, я такого твоего голоса просто не слышу, — строго сказала ей Маша. Нытье в их семье строго преследовалось.
Дочь тут же повторила то же самое, но уже нормально.
— А, собственно говоря, почему вдруг ты решила не ходить в школу? — спросила Маша, зная, что простым «нельзя» от чада не отделаешься. — Ты что, заболела?
По Ксенькиной мордочке было видно, что она мучительно борется с искушением сказать «да». Но врать она не любила и честно помотала головой.
— А в чем тогда дело?
— Ни в чем. Просто так.
— Странно… Я почему-то считала, что ты вполне взрослый, серьезный человек, а ты, оказывается, совсем маленькая, — разочарованно отреагировала Маша.
— Почему это маленькая? — мгновенно ощетинилась Ксюша.
— Да потому что только маленькие дети не знают, почему они что-то делают или не делают. Так что случилось-то?
Ксюша немного помялась, а потом решилась:
— Мам, а если я что-то про кого-то скажу, это не будет считаться, что я ябедничаю?
— Не будет. Когда ябедничают, то обычно хотят, чтобы кого-нибудь наказали. Ты же этого не хочешь, правда?
— Нет.
— Ну тогда говори.
— Мам, у нас такой есть Темка Семенов, он мне просто проходу не дает. Он меня вчера толкнул, а потом еще ручку стащил и не отдавал, пока уроки не кончились. Вот.
Маша улыбнулась:
— Ксюха, а если ты сегодня в школу не пойдешь, то завтра, ты думаешь, этот Тема Семенов исчезнет? А если и завтра не идти, и послезавтра, то что же, ты из-за него неучем останешься? Получается, что ты из-за кого-то делаешь не то, что тебе самой нужно.
Дочь озадаченно посмотрела на Машу. Проблему в таком масштабе она себе не представляла. А Маша хотела выяснить окончательно, насколько серьезна проблема.
— Ну подумаешь, ручка. У тебя же всегда несколько запасных есть, правда?
— А он еще толкается!
— Возьми да сама его толкни. Только первая не начинай, а просто дай сдачи, если нужно. Кстати, Ксюш, а почему он к тебе пристает?
— Не знаю, — пожала плечами Ксения. — Он больше никого не трогает.
— По-моему, ты ему просто нравишься, а признаться в этом он стесняется. Просто он хочет, чтобы ты на него внимание обратила. Ты попробуй с ним подружиться, вот и драться не придется.
— Попробую, — по-взрослому вздохнула дочь. — Мам, я йогурт хочу.
За окном низко нависли осенние свинцовые тучи, и Маша поторопилась забросить дочку в школу до того, как начнется дождь. Ксюша могла дойти до школы и сама, благо она была совсем недалеко от их дома, но Маша предпочитала, когда у нее была такая возможность, идти с дочкой вместе. Да и Ксюше это нравилось.
Действительно, когда она вышла из трамвая возле своего института, небо прорвало, но пошел не дождь, а мокрый снег, тут же таявший под ногами прохожих и превращавшийся в грязную воду. Однако Маша почти не обращала внимания на то, что творится вокруг, торопясь поскорее оказаться в своем «кабинете», то есть в закутке, отгороженном от лаборатории профессора Скворцова.
Там с трудом умещались два стола — письменный и препараторский, несколько полок и шкаф, в котором, кроме бумаг, хранилась еще и бутыль с техническим спиртом, поэтому шкаф когда-то запирался на ключ. Раньше вся лаборатория оставалась без спирта, необходимого для некоторых препараторских работ, по вине то ли уборщицы, то ли вахтера, а потом его стали убирать в Машин шкаф — единственный, имеющий замок.
