майки вдоль – вам надо не только выявить одежду больных и здоровых, но и сложить обе половинки каждой майки в правильной последовательности.
Зоя кивнула, и профессорша добавила:
– Майки помечены особой краской, которую можно видеть только в ультрафиолете, так что ошибки при сборке этого пазла быть не может. Не возражаете, если мы включим камеру?
Зоя не возражала. Тест был пустяковый, но она не намеревалась уж слишком впечатлять своим даром профессоршу, чтобы та не перепугалась.
Поднимая одну за другой половинки маек, Зоя быстро разделила их на две кучки: здоровые и больные. Потом без проблем рассортировала майки больных половинка к половинке, а в качестве бонуса сделала то же самое и с майками здоровых – ну, относительно здоровых, у этого вот, к примеру, лимфангиосаркома, а вот у этого проблемы с сердцем, а вот здесь в недалеком будущем рассеянный склероз, а тут однозначно пиелоэкстазия.
Профессорша с ассистентами при помощи ультрафиолетовой лампы проверила метки.
– Поразительно! – произнесла она взволнованным тоном. – Просто невероятно! Почти стопроцентное попадание.
Зоя нахмурилась – что значит почти?
Профессорша пояснила:
– Вы в стопку маек больных Паркинсоном положили не шесть, как того требовалось, а семь штук. Наверное, ошиблись или перепутали. Но это сенсация! Больше девяноста процентов! Я никогда такого в жизни прежде не видела.
Зоя, скептически обнюхав все семь маек заново, вынесла вердикт:
– У вас какая-то ошибка изначально, все эти семь носили больные Паркинсоном.
Профессорша уверила, что это не так. И что одна из маек принадлежит человеку, Паркинсоном не страдающему.
Зоя настаивала на своем.
– Нет, не шесть, а семь. Поверьте мне, это так. Да, Паркинсон тут в начальной стадии, но он есть. Думаю, он скоро проявит себя.
…Так и произошло: Зоя уже около года работала в качестве нюхача в проекте, когда профессорша однажды смущенно сообщила ей:
– Помнишь историю с лишней, седьмой, майкой? Так вот, ему сегодня официально поставили диагноз, год назад еще ничем не выявляемый: Паркинсон!
– Мы пережили одну пандемию, которая наделала такого шума, а на самом деле идет другая, мало кем замечаемая, пандемия Паркинсона, – говорила профессорша, которая вскоре стала лучшей подругой Зои.
Подругой, которой у нее никогда раньше и не было.
– Меньше чем через двадцать лет в мире будет не менее пятнадцати миллионов больных Паркинсоном, и это по самым скромным оценкам. Как он возникает? Альфа-синуклеин, белок, который регулирует выработку в организме человека дофамина, гормона и нейромедиатора, вдруг словно сходит с ума и начинает убивать нервные клетки, ответственные за производство дофамина. А дофамин, в свою очередь, ответственен за передачу сигнала из мозга в периферию и обратном направлении. То есть если дофамина не будет хватать, то организм просто разболтается, не сможет совершать элементарные движения и в итоге погибнет.
Да, врачебного диплома у Зои не было, но она все же – некогда студентка меда! – поняла, что, работая с профессоршей и ее дружной командой, она с легкостью это наверстает – не в учебных аудиториях, а на практике.
Практике жизни и смерти.
– Когда проявляются первые симптомы заболевания, например, усиленное выделение кожного сала на спине, запоры, запах изо рта, избыточные серные отложения в ушах, постепенная, но неуклонная потеря вкуса и обоняния, смена настроения, а потом и тремор конечностей, то альфа-синуклеин уже сделал свое злое дело, и от пятидесяти до восьмидесяти процентов нервных клеток мертвы. Баланс дофамина восстановить уже нельзя, и даже искусственно поддержать его невозможно.
Зоя вспомнила дрожащие руки отца, его проблемы с пищеварением, вспышки беспричинного гнева, а также жалобы на то, что еда совсем безвкусная, и его любимые сырники со специями и крепчайший кофе. Ну да, он терял обоняние, а его дочка волей судеб стала непревзойденной нюхачкой. Но спасти от Паркинсона отца она так и не смогла.
– По новейшей теории, мутация альфа-синуклеина начинается вовсе не в мозгу, а в кишечнике. И уже оттуда, постепенно поднимаясь вверх по организму, этот белок-убийца попадает через блуждающий нерв в средний мозг, где начинает пожирать находящееся там ответственное за регуляцию моторной функции человеческого организма черное вещество…
– Substantia nigra, – Зоя даже вспомнила название этого отдела мозга из давнишнего университетского курса анатомии.
Отец мог бы ею гордиться. Но он умер.
– Симптоматика – это уже третья фаза, необратимая. А вот во время двух предыдущих, так называемых некритических, болезнь еще можно побороть или хотя бы значительно замедлить. Но вся трагедия в том, что диагноз ставится на основании симптоматики, то есть когда Паркинсон перешел в критическую стадию. Замкнутый круг!
Зоя знала, что это так. Так было – но должно ли так оставаться?
– И ты поможешь нам разорвать его. При помощи твоего дара мы разработаем тест, который позволит диагностировать Паркинсон на начальной, бессимптомной или слабосимптомной стадии, когда терапия может быть высокоэффективна. Паркинсон в такой ранней стадии нельзя увидеть по стандартным анализам, но его можно унюхать. Точнее, ты его можешь унюхать!
Зоя была готова к тому, чтобы использовать свой дар для успеха проекта.
– Ведь каждое заболевание развивается прежде всего на молекулярном уровне, и у любой болезни есть свой молекулярный отпечаток, в том числе и олфакторный. Только этого запаха никто не чувствует, кроме некоторых собак и тебя.
Зоя улыбнулась – сравнение отнюдь не обижало ее, даже нравилось. Ну да, ищейка в поисках средства от Паркинсона.
Причем, в отличие от работы в Центре Андрона, на абсолютно безвозмездной основе. У нее и так было все – кроме душевного спокойствия.
Только вот обретет ли она его, использовав свой дар для борьбы с Паркинсоном?
– И олфакторный отпечаток Паркинсона – это уникальная смесь запахов, в сущности, всего четырех органических соединений: гиппуровой кислоты, периллальдегида, октадеканола и эйкозана.
Выходит, что именно этот запах она и слышала. В ее мозгу он трансформировался в амбре дыни с гнильцой – и чем больше гнильцы, тем критичнее стадия Паркинсона.
– Все очень просто. Мы хотим создать особый пластырь, который человек, приложив к спине и сняв через несколько минут, мог бы положить в портативный «цифровой нос» и получить через четверть часа ответ: есть ли у него Паркинсон, пусть и в зачаточном состоянии, или нет!
«Цифровой нос» только для Паркинсона, а не для множества заболеваний, как это грезилось Андрону, желавшему создать концерн богаче и могущественнее «Гугла» и «Фейсбука», вместе взятых.
Андрону, который ехал и не доехал.
– Причем подобный «цифровой нос» может со временем позволить себе не только клиника или кабинет врача, но даже обычный пациент!
Цифровой нос для Паркинсона звался в команде профессорши ласково «лягушонком» – в честь нюхача-убийцы и по совместительству непревзойденного парфюмера Гренуйя,
