вполне достаточно знать, что я была причастна к его разработке. Но в лабораторию я больше никогда не приду.
Потому что если не Павлик, то кто-то другой. Зоя решила, что пусть для всех остается непреложным фактом, что она лишилась обоняния, – профессорша не проговорится.
– Вы уедете? – спросила дрогнувшим голосом профессорша, и Зоя кивнула.
– Да, Лучик давно уже хочет увидеть китов в океане. Но мы обязательно вернемся, обещаю!
Океан пах всем. Это был даже не один запах, не соло и даже не концерт, а подлинная вековечная симфония невероятных запахов. Зоя, подставив лицо резкому ветру, трепавшему ее волосы, и наблюдая за дочкой, бегущей по кромке сизо-пенистой воды, думала, что все мы из воды пришли и в воду уйдем – самое позднее, когда воды океана поглотят последний кусочек суши.
Жизнь зародилась в воде, и со смертью все канет в этот величественный и бездонный океан вечности.
Запах океана ей что-то напомнил, но она не смогла сказать, что именно. Но что-то такое родное, близкое и любимое. Ну да, прямо как запах Антоши или Лучика при рождении.
Смерти Зоя не боялась, хотя знала, что та ревниво следит за каждым ее шагом. Ну да, она ведь стольких вырвала из ее когтей, но Лучика она ей не отдаст.
– Мама, мамочка! Тут так классно! Почему мы не киты, мамочка, и не живем в океане?
Вопрос был резонный.
– Мы раньше ими были, хочешь расскажу? Ну, не совсем ими…
Вместе с дочкой они, шлепая по мокрому песку, на который набегали волны вечного океана, океана жизни, где смерть была неотъемлемой, но далеко не самой главной частью, отправились туда, далеко-далеко, где медленно близилось к горизонту оранжевое равнодушное солнце, этому всему жизнь и давшее.
Она потеряла маму, любимого человека, отца, сына, мужа.
Но у нее была дочка. У нее была жизнь. И, хотела она того или нет, у нее был дар.
Что с ним она сделает в будущем, и сделает ли, Зоя не знала. Наверное, да. Или все же нет. Кто сказал, что после «цифрового носа» Паркинсона не последует такой же для рака?
Она могла бы помочь. Могла бы. И, может быть, поможет.
Ну, да или нет. И если да, то как, чтобы не лишаться своей жизни, которая, как ни смотри, была счастливой, ведь она шлепала с дочкой по кромке океана? Она подумает об этом, когда вернется.
А пока они были в отпуске!
– Ну так вот, примерно миллиард лет назад, ну, плюс-минус десять миллионов, когда точно такое же равнодушное оранжевое солнце светило над нашей планетой, полностью покрытой водой, в океане не было абсолютно ничего, и вдруг появилось крошечное нечто, такое маленькое, что глазом не увидишь. И это была не песчинка, не пылинка, а живая клетка. Ей было так скучно, что она разделилась пополам, произведя на свет точно такую же, а та, в свою очередь, еще две, и уже через каких-то сто миллионов лет весь океан кишел ими, и они менялись и росли…
Ах да, океан пах жизнью.
