Мама и Лиззи, спасибо им, конечно, старались облегчить мне жизнь на этой неделе, но сделали только хуже. Мама убедила себя в том, что есть способ исправить ситуацию, и вместе с Лиззи стала вынашивать какие-то коварные планы. Зная, что мама большую часть времени пребывает в мире своих иллюзий, что она смотрит на жизнь через розовые очки, я не слишком надеюсь на нее. Вопреки моим протестам и ссылкам на необходимость работать, она настояла на том, чтобы встретиться сегодня за ленчем.
В полдень я понимаю, что опаздываю на встречу с мамой. Я смотрю на Джеймса. Он погружен в работу с бумагами — занимается расследованием поджога ветеринарной аптеки. Надеется арестовать подозреваемого прямо сегодня. Этот арест стал бы замечательным, даже триумфальным завершением моего «Дневника». Все чудесно, но мне нужно уезжать.
— Джеймс?
— Гм?.. — Все еще в своих мыслях, он поднимает на меня глаза.
— Я еду на ленч с мамой. Ты заедешь за мной перед тем, как отправиться на арест?
— Где ты будешь?
— В баре «Браунс» на Парк-стрит.
— Хорошо. Отдыхай, а мы, полицейские, останемся стоять на страже порядка. Впрочем, не бери в голову.
Он вдруг улыбается:
— Передавай привет маме.
— О'кей.
Мы с Тристаном едем через центр города, и я стараюсь не переживать из-за временной разлуки с Джеймсом. Через десять минут вхожу в «Браунс» и вижу маму. Она курит сигарету, перед ней на столике красуется наполовину опустошенная бутылка вина. Вокруг мамы крутятся несколько официантов, но они быстро расходятся при виде ее угрюмой и не слишком привлекательной дочери.
— Дорогая!
Мама крепко целует меня в обе щеки и, немного отстранившись, осматривает меня с головы до ног:
— Что, черт возьми, на тебя надето?
Я смотрю на свою юбку в цветочек и хмурюсь. Мне всегда нравилась эта юбка.
— У твоей бабушки был диван, обитый такой же тканью, — продолжает она, видя недовольное выражение моего лица. — Ты точно не сдирала обивку с этого дивана тайком от бабушки?
— Точно.
Я наливаю немного вина в бокал, который мне только что принес официант. Мама прикуривает очередную сигарету и садится:
— Я хочу поговорить с тобой.
Подходит официант и вручает нам меню. Я внимательно его изучаю, желая на корню пресечь неприятный разговор (я знаю, о чем мама хочет поговорить). Останавливаю свой выбор на сэндвиче. Даже не взглянув в меню, мама с сияющей улыбкой отдает его обратно и говорит:
— Мне то же самое.
— Еще апельсинового сока, — обращаюсь я к официанту. — Ты будешь? — спрашиваю я маму.
— Господи, нет, дорогая, — она глубоко затягивается. — Не хочу витаминов. Так что? — решительно произносит она, когда официант уходит. — Ты объяснилась с ним?
— Нет, и я не собираюсь ему говорить о чем бы то ни было.
— А тебе не кажется, что это следует сделать?
— Нет! — с жаром говорю я. От напряжения начинают проявляться дурные стороны моего характера.
— Почему я должна объясняться? Если бы он испытывал ко мне такие же чувства, как я к нему — все дело в этом «бы», — неужели бы он ничего не сказал? В субботу Джеймс женится. Он не любит меня. Вот и все, конец истории. Своими словами ты доставляешь мне боль.
Я делаю большой глоток вина.
Мама пододвигается поближе и участливо смотрит мне в лицо:
— Дорогая, ты моя единственная дочь.
Я насмешливо смотрю на нее. Даже если учитывать склонность моей мамы к преувеличению, это слишком.
— Мама, у меня есть сестра, — сдержанно произношу я.
— Да, конечно.
Она делает следующий ход:
— Дорогая, у меня только две дочери. Одна из них ты. — Она делает паузу. — Понимаешь? Тебе сейчас тяжело, я знаю. Я просто хочу видеть тебя счастливой.
— Я знаю. Послушай, я не так давно начала ладить с Джеймсом. Не знаю, что я могу сделать в данной ситуации. Думаю, что я бы поняла без слов, если бы он полюбил меня; это всегда можно понять. По разным признакам.
Говоря это, я яростно жестикулирую.
Тут я замечаю Джо. Он идет к нашему столику. Остановившись на полуслове, кричу:
— Джо! Что ты здесь делаешь?
— Ищу тебя. Я позвонил твоему детективу, и он сказал, что ты на ленче вместе с мамой. Так что я не выдержал и приехал!
С преувеличенной галантностью он кланяется моей восхищенной маме. Я громко смеюсь.
Джо придвигает стул и садится. Официант приносит сэндвичи, и мама делится своей порцией с Джо.
— Ты что-то хотел мне сказать?
— Да, я хотел узнать, будете ли вы сегодня совершать арест.
— Надеюсь, что да. Джеймс обещал заехать за мной по дороге.
— Эмми связалась с организацией горных спасателей. Эта организация находится в Шотландии. Ничего? Эмми попросила меня заручиться твоим согласием.
Я бросаю взгляд на маму. Она старается не смотреть на меня. Утвердительно киваю:
— Шотландия — это здорово.
В течение нескольких минут мы молча едим.
— Кстати о Шотландии. Бантэм играет в эти выходные?
Я давлюсь кусочком салата.
— Очень хотелось бы посмотреть на его игру.
— Э… Бантэм? Нет, он не играет. У него аллергия.
— О нет! На что?
— На… э… На национальную шотландскую кухню, разумеется. Поэтому он не может поехать в Шотландию.
Мысленно произношу проклятия. Аллергия на национальную шотландскую кухню? О чем я думала, когда говорила это? Неужели нельзя было придумать что-нибудь другое?
— Бантэм… — говорит мама. — Кто такой Бантэм, дорогая?
В страхе я перевожу взгляд с Джо на маму и обратно. Надеюсь, он не уволит меня за этот обман, все-таки мой «Дневник» пользуется успехом.
— Бантэм — двоюродный брат Холли, миссис Колшеннон. Он играет в гольф, — серьезно говорит Джо.
Мне в голову приходит мысль: а не выставить ли маму старой маразматичкой?
— Двоюродный брат? Играет в гольф? — переспрашивает мама. — Впервые слышу. Единственная аллергия, которой страдают некоторые члены нашей семьи, — это аллергия на свежий воздух. Кроме того, я бы запомнила своего родственника по имени Бантэм, ведь так звали одного из героев Оскара Уайльда. Дорогая, зачем ты обманываешь?
Я закрываю лицо руками и со стоном вжимаюсь в стул. Слышу, как Джо яростно фыркает. Подсматриваю за ним сквозь пальцы. Джо выглядит очень сердитым: его глаза расширяются, лицо краснеет, он подносит ко рту салфетку, издавая странные икающие звуки.
