невинно убиенному гражданину. Вспомни кары, которые обрушили на него боги за убийство собственных детей, за гибель кентавра Хирона. Я не желаю терпеть смертные муки по твоей вине, Тигидий. Завтра я лично проверю, насколько виноват каждый из посаженных тобой под арест граждан.
– Это верное решение, Луций, – сказала женщина. – Но будь последователен, прикажи вернуть Муммию то, что ему причитается из наследства.
Клеандр, стоявший поблизости, пробурчал:
– В народе уже поговаривают, что кое-кто слишком нажился на этих казнях.
– Как ты сказал? – встрепенулся император. – Поговаривают?.. Тигидий, ты слышал? С утра жду тебя в судебном зале дома Домициана. Клеандр, тебе быть, и тебе, Эмилий Лет. Хотя ты, Квинт, оказывается, растяпа. Почему же ты упустил Матерна. Где Матерн? Почему не привез его голову?
– Он спрятался в лесах, – вступился за своего трибуна Переннис. – Его банда разгромлена, он уже никогда не сможет подняться.
– Хорошо, – согласился император, потом обратился к Марции: – Ты устала? Отдыхай. Я приду к тебе завтра.
Глава 3
Тертулл, пригревший в своем доме дочь злоумышленника Анулея Норбана Октавию – очень хорошенькую и перепуганную до смерти девочку, испытал радость, когда юная Норбана призналась ему, что он ей не противен и она готова разделить с ним супружеское ложе. Правда, свадьбу решили отложить до лучших времен. Страшно было дразнить цезаря и давать пищу завистникам и злопыхателям, объявляя о помолвке придворного историографа с дочерью государственных преступников.
Придворный историограф и сам понимал, что пребывание в его доме такой опасной особы грозило немалыми неприятностями, однако расстаться с понравившейся ему девицей не желал. Он без конца ломал голову – как быть? Может, рискнуть и напрямую поговорить с императором? Что, собственно, может возразить молодой цезарь на вполне житейскую и еще достаточно распространенную в Риме потребность завести семью, ведь Коммод только и делал, что выставлял себя поборником древних нравов, защитником домашнего очага, противником новомодных и внушающих презрение к крепкой семье веяний.
Действительно, в ту пору брак в столице империи выродился в какое-то гнусное, исключительно юридическое и потому в глазах общественного мнения позорное деяние. Женились и выходили замуж исключительно с целью вырваться из-под опеки родителей, после чего пускались во все тяжкие. Еще более ста лет назад Сенека горько шутил, что в Риме есть женщины, которые считают свои годы не по количеству сменившихся консулов, а по количеству мужей, которые у них были. Женщины отказывались рожать, средств контрацепции в ту пору в Риме насчитывалось около десятка – от примитивных химических[51] и механических до изощренных магических. Если и это не помогало, можно было обратиться за содействием к повитухе, которая ловко устроит выкидыш. Ничто так не делало богатого человека особенно дорогим и любимым для друзей, как бесплодная жена. Кое-кто из писак утверждал, что единственное преступление в Городе – это оставить после себя детей.
Тертулл прикидывал – вряд ли император станет возражать и против избранницы. Норбане всего четырнадцать лет. Несмышленыш!..
Однако стоило только представить, как он, улучив удобный момент, заводит разговор о женитьбе, называет имя избранницы, как далее уже не мог совладать с воображением. Перед глазами проплывала одна жуткая картина за другой. Он не мог шевельнуться, члены цепенели, начинало сосать под ложечкой.
Тертулл подумывал: может, отправить Норбану на время в провинцию? Тоже не выход. Однажды не выдержал и поделился бедой с вдумчивым и не выставляющим себя откровенным злодеем Клендром. Спальник успокоил поэта. Объяснил: нет ничего преступного в связи с Норбаной! Обещал провентилировать этот вопрос с цезарем. Спустя несколько дней признался – ему приснилась Минерва. Потревожила и сообщила, что не все то золото, что блестит, и дочь за отца не отвечает. В случае чего, пообещал спальник, я помогу тебе. Сердце также обнадежил ласковый разговор Марции с цезарем, его внезапная решимость объявить амнистию всем, кто к тому моменту ждал казни в Карцере, в подвалах дворца, в темницах дома Калигулы. Там еще было достаточно материала для высасывания богатств, вписывания кое-кого в завещания.
Удивительно, но Коммод решительно довел до конца свое решение проявить милость. Так случалось нечасто. Император не поленился лично спуститься в подвалы и допросить нескольких отъявленных, как их представил Переннис, бунтовщиков. Вся их вина состояла в том, что они были богаты, – в этом Коммод убедился сразу после начала допроса. Не затягивая дела, он предложил подследственным мировую: те переписывают на его имя половину состояния, после чего могут убираться прочь. Он, цезарь и август, гарантирует им личную безопасность и неприкосновенность оставшегося имущества. Задержанные пали к его ногам и облобызали колени.
До самого Нового года Рим праздновал чудесное спасение жизни императора. В храмах, посвященных древнейшим римским богам, совершались жертвоприношения в честь божественного провидения. Не отставали также последователи новомодных культов Гермеса Трисмегиста и солнечного Митры. В храме Эскулапа, расположенном на острове посреди Тибра, были проведены таинства, обещавшие правителю крепкое здоровье и долгую беспробудную жизнь.
Жрецы храма Исиды на Марсовом поле, обеспокоенные подобным усердием соперников, решили провести мистерию, на которую был приглашен сам император. Переннис уверил императора, что чудеса, сотворенные Полевой богиней, неисчислимы. Кому, как не приравненному к богам владельцу Рима, подружиться с вечной заступницей смертных, охранительницей жизни. Коммод заинтересовался невиданным ранее зрелищем и согласился принять участие в тайном обряде, после которого благодатная и могущественная Исида примет его как родного сына, мужа и отца.
Торжественная церемония была проведена в день весеннего равноденствия. Обнаженный по пояс Коммод был включен в состав праздничной процессии. Поставили его между жрецами. Распевая гимны, на этот раз особенно многочисленная процессия обошла храм, затем направилась к священной роще. В этот торжественный момент цезарь внезапно принялся колотить следовавших возле него жрецов по бритым наголо головам врученной ему святыней – жезлом с изображением бога Анубиса. После окончания скомканной церемонии Коммод горячо пожаловался Тертуллу:
– Поверишь ли, Постумий, все началось просто замечательно. На душе такая благость! Сладкая музыка, все вокруг в белом. Я уже всерьез уверовал, что Исида – мощная богиня, и что же я замечаю вокруг? Один из жрецов, державший ее изображение, зевает, другой чешется, третий вообще обнаглел и посмел пустить ветры. И это в моем присутствии! Рядом с братом, сыном и мужем Исиды?! Необходимо было сразу привести их в чувство, чтобы они тоже испытали благоговение и восторг.
В день праздника Конкордии (22 февраля) городские магистраты постановили соорудить статую императора и поставить ее на форуме рядом с изображениями его великих предшественников. Коммод поддержал это решение, заметив, что народ должен знать своих
