Они стояли довольно близко к главному входу, это она помнила. Маленькие двери. Крошечные камеры, в которых держали самых сильных созданий планеты — держали на привязи. Она слышала полные боли звуки и шепотки, полные страха слова, а значит, и Лето их тоже слышал.
Она отпустила затылок Джека и переплела пальцы с Лето.
— Мы нужны им. Им нужен ты. — Лето привлек ее в объятия, и Нинн прижалась к его груди. — Ты нужен мне. — Слезы сдавили горло, мешая ей говорить. — Мне нужно, чтобы ты со мной согласился. Я не могу иначе. Я не могу оставить тебя и Джека, не зная, что вы мной гордитесь. Я погибну в бою, Лето. Все, чему ты меня научил, не пропало зря.
Это он понял. Она видела, как в его глазах, в которых она так долго училась читать, появилась решимость. Он напряженно сглотнул, и она с удивлением поняла, что рада видеть движение его кадыка. Малая радость: видеть его обнаженное горло.
Она коснулась его шеи дрожащими пальцами. Но трепет затронул лишь пальцы, решимость была стальной. Странное спокойствие затопило ее, несмотря на разбитое сердце. Столько жизни, которой она не узнает...
Одной из многих жизней.
— Они все еще в ошейниках, Лето. Они заслужили жизнь, а ты знаешь, каково это — вернуть свой дар и впервые ощутить его прекрасную боль.
Лето склонился к ней и коснулся губами губ.
— Вот это, моя храбрая девочка. Это прекрасная боль.
Моя храбрая девочка.
Его слова стали для нее новой мантрой. Она смогла спасти Джека, но не смогла сохранить Лето — ей осталось лишь его тихое строгое благословение. Еще один поцелуй, в котором она собрала на языке его вкус, и он выпрямился. На нем был все тот же церемониальный доспех. Орнамент оникса придавал ему нереальный вид. Он казался богом. Этот воин, который будет растить ее сына.
Лето развернулся, чтобы отвести остальных на задания, а она провела пальцами по ладони сына. И отпустила его, не решаясь продлить прощание. Джек начал звать ее, тянуться к ней через плечо Лето. Под испуганные, неконтролируемые всхлипы ее сына — плач, который почти заставил ее струсить и отступить, — она наблюдала за их уходом.
Я вернусь к тебе.
Она хотела возразить словам, которые Лето прошептал в ее сознании, но они с Джеком уже скрылись из поля зрения.
Лето подхватил двоих тощих, не сопротивляющихся пациентов и забросил на плечи. Выбежал на пронзительный холод, выругался на пропавшее солнце и снег, которые ему хотелось увидеть снова. Но все это не имело значения. Важны были люди, которых он переносил в безопасное место. Ему должно было хватить скорости. Он способен вытащить всех. И после этого мог спасти Нинн.
Тогда они будут вместе — как настоящая семья, с которой он сможет жить, которую сможет растить, которую сможет любить.
Он отрешился от мыслей и запер их в темноте, в которой когда-то был заперт сам. Перенес двоих пациентов к назначенному месту сбора, которое Гива устроил в двух милях от главной арены. Джек остался там, с дрожащими, шокированными пациентами. Снегоходы тоже мотались с ношей. Сат то и дело хватали кусочки его скорости и делали, что могли. Но в конечном итоге у них оставалось три минуты и пятнадцать человек, которых нужно спасти. Лето проклинал Дракона за то, что шансы не в пользу Нинн.
Его неофит. Его любимая. Женщина, с которой он так хотел прожить остаток свободной жизни.
Еще двое подопытных достигли финальной точки. Число спасенных росло и росло, они сбивались в кучу на снегу, моргая даже от сумерек, но те, кто остался, давящей цифрой жгли его грудь.
— Тишина, Харк, — хватит. Оставайтесь с Джеком и Пэлл. Дайте мне закончить это на полной скорости.
— Я с тобой, — вмешался мужчина по имени Таллис. Даже Лето слышал о Еретике, но знание не распространялось за рамки предвзятого недоверия. — Я сделаю все возможное, чтобы убрать детонатор. Двое в обмен на всех этих людей. Не так уж плохо.
Лето избавился от заряда его мрачного фатализма, помчавшись обратно к зданию. Арена отбрасывала длинные темные тени на то, что осталось от лабораторий.
Он возвращался по коридору смерти. Восемь осталось. Снаружи он слышал гул — два снегохода. Затем мерцание энергии Таллиса и резкий разряд от Гивы — далекий, но достаточно близкий, чтобы сдержать обещание и помочь Нинн.
Еще два пленника на свободе. Лето питал свой проклятый дар отчаяньем и страхом. Время могло отвалить на хрен. Человеческое ругательство подходило как нельзя лучше. Он не откажется от Нинн и, пока дышит, не сдастся врагу.
Даже если этот враг — само время.
* * *
Когда детонатор сработал, Нинн тут же его поймала. Ее оглушило волной жара и боли. Взрывы все продолжались. Цепная реакция.
Ее тело напряглось, разум отключился. Чистый инстинкт, древний, как сам Дракон. Тысячелетия силы, уравновешен
ные тысячелетием жертвенности. Она видела их так же четко, как огненный шторм в коридоре. Сила ударила ее в грудь, как автобус на полной скорости. Она вдохнула, втянула ее в себя, в поры и клетки, в фолликулы своих волос. Она дышала лавой и сотрясалась от бесконечных огненных волн. Легкие плавились. Пальцы ее рук и ног, возможно, уже превратились в пепел: она их не чувствовала.
Но это был ее огонь. Он принадлежал ей. Она была дочерью Дракона. Волна опаляющего жара собиралась перед ней в шар текучего пламени. Крышу лаборатории сорвало прочь, в небо, которое она не могла видеть. Ее контроль над энергией достиг своего предела. Она могла лишь держать ее, фокусировать, направлять вверх.
Сражаться. Все так же сражаться.
Моя храбрая девочка.
Слова Лето заклинали ее, даже когда кожа, казалось, сгорела. Вскоре не выдержат кости и мускулы. Она знала, что почувствует момент своего поражения. Тело стало холодным. Огонь обнял ее, и боль испарилась. Дрожь, неконтролируемая дрожь поглотила ее, безжалостно захлестнула, когда она позвала Лето по имени.
Ее жизнь подходила к концу.
Но нет, боль... исчезла.
— Нинн! Дракон тебя подери. Открой глаза.
Так медленно. В ужасе, что это окажется просто сном. Ей показалось, что она услышала Лето.
Ресницы затрепетали. Она была настолько вне тела, что веки двигались по собственной воле. И наконец раскрылись, позволив увидеть суровое лицо Лето и старый шрам.
— Никуда ты не денешься, — прорычал он. — Я обещал, что вернусь за тобой. Ты меня слышала. Так что не делай меня лжецом, Нинн. Заговори со мной. Давай же.
Горло казалось обуглившейся бумагой. Но сглотнуть удалось. И заговорить тоже.
— Какой... начальник.
Лето сгреб ее в лихорадочные объятия. Сердце его колотилось под ее ухом на скорости, с которой мог двигаться только он. Она так старалась пошевелиться, но почему-то тело не слушалось. Хриплый задушенный выдох огладил теплом ее щеку. Добрым теплом. Тем, что значило безопасность, а не разрушение.
