Говорят, умирая, все они слышали только визг.
Я бегу чернильной строчкой по странице, глядя на мир из окна поезда, на нависшие над Шотландией серые тучи, и хотя визг по-прежнему не стихает, он меня не волнует. Больше не волнует.
Я пишу эти строки, чтобы меня запомнили. Осудишь ли ты меня, читатель, прочтя их? Кто ты? Лжец, обманщик, любовник, вор, муж, жена, мать, дочь, друг, враг, полицейский, врач, учитель, дитя, киллер, священник? Кем бы ты ни был, я чувствую, что ты подстегиваешь меня даже чуть больше, чем я себя.
Кем бы ты ни был: вот мои слова.
Вот моя правда.
Слушай. И помни меня.
Глава 2
Мир начал забывать меня, когда мне было шестнадцать.
Медленное угасание, огонек за огоньком.
Отец, забывающий отвезти меня в школу.
Мать, накрывающая стол на троих, а не на четверых.
– Ой! – удивилась она, когда я вошла в столовую. – А я-то подумала, что тебя нет дома.
Учительница, мисс Томас, единственная в школе, которая радела за нас, полная веры в своих учеников и надежд на их будущее, забывает проверить домашнюю работу, задать вопросы, выслушать ответы, пока, наконец, я не перестала заморачиваться, чтобы даже поднять руку.
Подруги и друзья, пятеро, вокруг которых вертелась вся моя жизнь и которые однажды расселись за другим столиком, причем без эффектных слов и жестов, без выражения «да пошла ты» на лицах – а просто потому, что они глядели сквозь меня и видели совершенно незнакомого человека.
Диссоциация между именем и лицом, когда вызывают по журналу. Мое имя помнят, но связь разорвана. Что еще за Хоуп[1] Арден такая? Чернильная закорючка без прошлого, и не более.
Сначала забывают мое лицо, затем мой голос и наконец – результаты моих действий. Я влепила пощечину Алану, своему лучшему другу, в тот день, когда он забыл меня. Он выбежал из комнаты, охваченный ужасом, а я ринулась за ним, пунцовая от стыда. Когда я его отыскала, он сидел в коридоре лабораторного корпуса с раскрасневшимся лицом и потирал щеку.
– Все нормально? – спросила я.
– Да, – ответил он. – Щека немного побаливает.
– Извини.
– Да нормально все. Ты вроде ничего не сделала.
Он смотрел на меня, как чужой человек, но в глазах у него стояли слезы, когда он говорил. Что он тогда вспоминал? Не меня, не Хоуп Арден, девчонку, с которой вместе вырос. Не мою пощечину, не мой визг и крик до брызганья слюной: помни меня, помни меня. Боль его утихала, унося с собой память. Алан испытал горечь, ярость, страх – эти чувства читались у него в глазах, но откуда они взялись? Он больше этого не знал, и память обо мне размылась, словно песочный замок под накатившей морской волной.
Глава 3
Эта история не о том, как тебя забывают.
Память обо мне исчезла, и какая-то часть моего существа тоже. Кем бы ни была та Хоуп Арден, что смеется с друзьями, улыбается со своей семьей, флиртует с возлюбленным, злится на начальство, торжествует вместе с коллегами – она перестала существовать, и я с большим удивлением обнаружила, как же мало теперь от меня осталось.
Если слова на странице – единственная частичка меня, которую смогут запомнить, и я собираюсь написать нечто, что останется жить после того, как меня не станет, то это должно быть важным и оставить след.
Значит, историю о «Совершенстве».
Для вас она начинается в Венеции. Там мир, разумеется, впервые узнал, что же это такое. Но для меня и для роли, которую мне надлежало в ней сыграть, вся эта история началась раньше, в Дубае, в тот день, когда Рейна бин Бадр эль-Мустафи покончила с собой в своем гостиничном номере на седьмом этаже отеля «Бурдж-эль-Араб».
Поскольку номер стоил восемьсот тридцать фунтов в сутки и это было определенно самоубийство, а поэтому явный социальный «проступок», тело быстро вывезли через служебный вход спустя несколько часов после его обнаружения. Уборщицу-непалку отправили затереть самые бросавшиеся в глаза пятна, но, к счастью, Рейна перерезала себе бедренную артерию в горячей ванне, так что пришлось сжечь лишь несколько полотенец и коврик для ванной.
Я обнаружила, что она мертва, потому что ее двоюродная сестра Лина визжала не умолкая. Не плакала – просто визжала. В дальнейших своих рассказах об этих событиях она говорила не «моя двоюродная сестра Рейна покончила с собой, и именно поэтому», а «моя двоюродная сестра Рейна покончила с собой, и я так и не оправилась от этого удара».
Лина мне не очень нравилась. Из-за этого красть у нее было гораздо легче.
Мне нравилась Рейна. Она не знала, что мы подруги, но это нормально – я привыкла к подобному.
Я пробралась в морг, куда отвезли тело Рейны. Вымышленное имя на бирке вокруг пальца ноги, кожа серая, как стальная каталка, на которой она лежала. Я покопалась в одежде, которую с нее сняли, пролистала блокнот с любопытными мыслями и заметками о встречавшихся ей людях и нашла среди таких описаний себя. «Женщина, кожа вроде молока в кофе. Розовый платок, очень коротко остриженные ногти, держится уверенно, сумочка в левой руке, поглядывает на всех несколько нагловато, равнодушна, когда на нее пристально смотрят».
Я взяла блокнот, прижала его к сердцу и положила в карман – подобную вещь стоит хранить бережно.
Ее телефон лежал в прозрачном пластиковом пакете рядом с туфлями. Код разблокировки было легко угадать по жирному пятну, оставленному ее пальцами, когда она проводила ими по дисплею. Я взяла аппарат и уселась на ступеньках морга в жаркой тени, пролистывая сообщения и электронные письма, разыскивая что-нибудь жестокое или крик боли, что объяснило бы, почему холодное тело Рейны теперь лежало в тихом здании за моей спиной.
Я обнаружила лишь «Совершенство», потому что оно высветило мне уведомление.
Прошло сорок восемь часов, как вы в последний раз побывали в спортзале – тело не сделаешь совершенным одними желаниями!
Приложение, работающее в ее телефоне в фоновом режиме.
Будьте осторожны с тем, что сегодня покупаете, – последняя покупка превысила ваш рекомендуемый дневной уровень насыщенных жиров! Вам известно, что насыщенные жиры – одна из главных причин проблем с сердцем?
Вот черт, что же это за приложение такое?
Я открыла его, охваченная любопытством.
Сделайте себя совершенным.
Интерфейс оказался простым и изящным. Без наворотов и пользовательских настроек.
