начала щуриться. Высунувшись из окна машины, она смогла разглядеть лишь очертания дворцов. Неподвижная вода в каналах напоминала зеленый мрамор.
Автомобили остановились на мосту. Сильвио посмотрел в зеркало заднего вида. В сорок семь лет в его черных волосах появилась первая седина.
– Твой папа стареет, Матильда.
Матильде шел шестнадцатый год. Любой человек старше тридцати казался ей старым. «Папа, можно мне эспрессо?» Она была стройной и высокой. Коротко постригла волосы, как кинозвезда Джина Лоллобриджида, явившая миру новый женский образ.
Машины вновь тронулись. Сильвио петлял по узким улочкам, пока не нашел место на стоянке перед банком.
– Сначала дела. А ты подожди. Потом получишь свой кофе.
– Но я ведь тебе сейчас не нужна, папа?
Он улыбнулся.
– Ладно, иди. – Сильвио прекрасно знал, что лучше даже не пытаться вести переговоры с дочерью-подростком.
Матильда перешла улицу и села за столик под навесом в летнем кафе. Она сдвинула солнцезащитные очки с макушки на глаза.
«Молодые хотят быть старше, а старики ждут не дождутся смерти», – подумал про себя Сильвио.
Эмос подъехал к банку на видавшем виды «фиате». Он вышел и помог Сперанце выбраться из машины:
– Я вас тут подожду.
– Сильвио? – Сперанца поднялся по ступеням перед входом в банк и поприветствовал зятя Кабрелли. Они обнялись. – Как поживает мой друг Пьетро?
– Он повез тещу к ее сестре в Сестри-Леванте. – Типичным итальянским жестом Сильвио прикусил ребро ладони, давая понять, как несладко приходится тестю. – Просил передать, что сам-то хотел приехать сюда.
– Терпения ему не занимать, – усмехнулся Сперанца.
Мужчины вошли в банк. Сперанца поговорил с сотрудником, и тот отвел их в хранилище. Открыв сейф, Сперанца вынул бархатный футляр и осторожно положил его на стол. Аккуратно открыл. Рубин огранки Перуцци даже при тусклом освещении искрился всеми гранями.
– Самое лучшее, что у меня есть. Рубин «голубиная кровь» из Карура. – Сперанца осмотрел камень через лупу и передал ее Сильвио. Тот принялся внимательно рассматривать рубин. – Мы с твоим тестем были когда-то в Индии. Это последний камень, который я огранил перед войной.
Сильвио протянул Сперанце конверт с деньгами.
– Благодарю. – Сперанца убрал рубин обратно в футляр. – Я все никак не мог придумать, что с этим камнем сделать. Оказывается, это была моя пенсия. – Он протянул футляр Сильвио.
– Тесть просил передать вам большое спасибо. У него на этот рубин большие планы.
– У Кабрелли всегда большие планы. Но, в отличие от других знакомых мне мечтателей, он неизменно доводит дело до конца. Он настоящий мастер.
– Именно так он говорит о вас, синьор. А у вас какие планы?
– Теперь, когда я разбогател? Собираюсь подарить будущее родне. Аньезе была близка со своим братом в Америке, а у него четыре дочери. Хочу оставить им что-нибудь. – Сперанца улыбнулся. – Аньезе была бы рада.
* * *
На обратном пути на ферму Сперанца молчал. Он даже задремал, и Эмос время от времени посматривал на него. Похоже, Сперанце снились приятные сны. Иногда он произносил какое-нибудь слово по-итальянски, иногда на его лице появлялось довольное выражение. Эмос почувствовал, что его падроне готов воссоединиться с Аньезе.
– Жизнь – это список дел, Эмос. Одно за другим ты отмечаешь те, что хочешь и должен сделать, и вскоре приближаешься к концу. Дел больше нет, ты все завершил, пришла пора умирать.
– Вы просто устали сегодня, синьор.
Солнце уже садилось. Эмос включил фары, проезжая по извилистым сельским дорогам Венето. По обе стороны раскинулись волнистыми складками голубые поля.
– Не гони так, Эмос. Тут ужасные дороги.
– Простите, синьор.
– Нам незачем торопиться. Новостей там без нас не появится.
– Я не позволю вам сделать то, что вы хотите.
– Это мои деньги, Эмос.
– Но мы вам не семья.
– Вы относитесь ко мне, как к члену семьи, – настаивал Сперанца.
– У вас где-то должен быть кузен или какой-то другой родственник.
– Сегодня в банке я перевел деньги племянницам Аньезе. Остальное достанется вам с Эвой. Я завещал вам ферму и все, что на ней есть. Один экземпляр завещания лежит в адвокатской конторе в Тревизо, еще один – в ящике комода в моей спальне.
– Я не могу принять ваш подарок. Вы и так слишком много для меня сделали. Дали работу и крышу над головой. Моя семья процветает, мы ни в чем не нуждаемся. Вы могли бы продать ферму, оставив меня смотрителем.
– Аньезе хотела, чтобы ферма досталась тебе. Ты должен уважать ее желания.
– Спасибо вам, синьор. Здесь так красиво, что я почти забыл родной дом в Эфиопии.
– Значит, ты любишь свою новую страну. Когда иммигрант любит новую страну, эта страна меняется к лучшему. – Сперанца откинулся на спинку сиденья. – Возможно, ты перевезешь сюда всю семью, когда меня не станет.
– Эва была бы счастлива. Может быть, вы хотите куда-то съездить в отпуск? Куда вас отвезти? На побережье Римини? Можем поехать в Виареджо.
– Нет таких мест, куда я хочу поехать, но есть места, которые мне никогда не хотелось бы больше видеть.
– Венецию? – спросил Эмос.
– Берлин. Нас было четверо в крошечном помещении. Инженер, профессор, математик и я, огранщик. Мы там спали, работали и ели. Делали часы. С точнейшими механизмами.
– Для генералов? И их жен?
– Для бомб. Я стараюсь не думать, куда упали бомбы с моими механизмами, сколько людей убили и сколько домов разрушили. Но, зная нацистов, думаю, эти бомбы редко попадали мимо целей. Ограняя камни, я оправдывал себя тем, что творю само время, которое хоть на секунду приблизит меня к встрече с Аньезе. Конечно, как и любые обещания, которые давали тогда в Германии, это был просто обман. Невозможно выкупить украденное у тебя время.
* * *
Ранним утром на ферме Сперанцы прокукарекал петух, сидящий на насесте в курятнике. Эмос уже подоил корову, снял с молока сливки и поставил ведро в холодную родниковую воду в кладовой. Он шел к флигелю, где Эва готовила ему завтрак, как вдруг почувствовал боль в груди. Эмос остановился, приложил руку к сердцу и помолился. Вскоре боль утихла. Он взглянул на хозяйский дом и удивился, что внутри везде горит свет. Сперанца обычно старался экономить электричество, потому Эмос заволновался.
Он подошел к дому и толкнул входную дверь. Зайдя внутрь, в одной из комнат он увидел Сперанцу, сидевшего в кресле с книгой на коленях. Эмос бросился к нему, пытаясь разбудить: «Синьор, синьор!» Это оказалось бесполезно – Сперанца был уже мертв.
Эмос осторожно взял книгу и, не закрывая, положил на столик. Потом прошел в спальню, снял с кровати одеяло. Перенес Сперанцу на диван, уложил прямо на подушки и бережно накрыл одеялом, ставшим теперь саваном, самого прекрасного человека, которого он когда-либо знал.
Бывший чистильщик обуви, а ныне преуспевающий фермер присел рядом с телом. Он взял со столика книгу. На форзаце был приклеен листок с надписью: «Возвращение к Аньезе Сперанца». Взгляд Эмоса упал на строчки, которые Ромео читал перед смертью.
* * *
Я хочу, чтобы ты понял, что все это – лишь большое приключение.
Прекрасное представление.