Эмос сразу скрылся во флигеле, зайдя в заднюю дверь.
– Нет! Подожди, Эмос! Это я, – закричал Сперанца.
Эмос уже появился на крыльце гостевого домика вместе с молодой женщиной, держащей на руках младенца. За ними выбежал мальчуган лет трех.
Сперанца наблюдал, как они пересекают поле. Оказывается, пока он тратил свое время, выполняя прихоти врага, жизнь на ферме продолжалась.
– Синьор! – Эмос подбежал поприветствовать своего padrone. – Добро пожаловать домой! Мы так вас ждали! Где же вы были?
– В Берлине.
Сперанца, не проронивший ни слова и не проливший ни слезинки, когда американцы привезли его в Бухенвальд, где он надеялся отыскать Аньезе, вдруг опять заплакал.
– Ох, не надо, не надо. – Эмос сделал знак жене, и та с детьми вернулась в дом.
Сперанца вытащил из рукава нож и отдал Эмосу. Тот отложил его в сторону, помог Сперанце сесть на ступеньку крыльца.
– Это правда, что они сделали?
– Синьоре не удалось спастись. Она умерла в лагере.
Глаза Эмоса наполнились слезами:
– Теперь она обрела покой.
– Я так хочу к ней, – сквозь слезы произнес Сперанца.
– Туда нельзя отправиться по своему желанию. Только Бог может призвать вас.
Появилась жена Эмоса со стаканом воды и протянула его Сперанце.
– Это Эва. Пока мы не поженились, она работала прислугой в семье Андамандре.
– Хотите есть? – спросила Эва. – Я принесу ужин в ваш дом. Сможете поесть там и отдохнуть.
– Спасибо, было бы хорошо, – ответил Сперанца и повернулся к Эмосу: – Как тебе это удалось? Как ты спас нашу ферму?
– Чернорубашечники здесь так и не появились. Один раз проезжали мимо, посмотрели с дороги, но почему-то повернули обратно. Эва считает, что это благословенное место.
– Просто ферма очень маленькая. Здесь все так скромно, что они даже не заинтересовались. Не их масштаб.
– Они творили ужасные вещи с семьей Фонтацци. А там, за горой, убили жителей деревни. У них не было никакого плана, мы не знали, что, когда и где произойдет. Но зло все время витало вокруг нас.
Эмос повел Сперанцу к кладовой над родником. Внутри неглубокий пруд был обложен плитняком и наполнен ледяной водой. В темноте поверхность его казалась черной. Эмос вынул камень из пола у стены. Из отверстия достал мешок и протянул его Сперанце:
– Здесь доллары, лиры и драхмы. И жемчужина. Я торгую молоком и яйцами и откладываю для вас деньги.
Сперанца отыскал жемчужину среди монет. Он покатал ее между пальцами и поднес к полоске света, падавшей в приоткрытую дверь.
– Мне сказали, она ценная, – с гордостью сказал Эмос.
– Это не так.
Эмос улыбнулся.
Впервые за долгое время Сперанца тоже улыбнулся:
– Это все твое, Эмос. – Он отдал ему мешок.
– Нет-нет, это плата за аренду. Я живу здесь уже семь лет.
– Ты заботился о ферме.
– У нас все есть. Еда. Дом. Сад. Наши дети.
– Мужчине, имеющему детей, всегда нужны деньги.
– Я сохраню это для вас, – пообещал Эмос. – И теперь мы будем о вас заботиться.
– Я сам могу о себе позаботиться.
– Позвольте это делать нам.
– Ты можешь остаться, Эмос. Вряд ли у меня хватит сил обрабатывать землю. Я буду жить в доме, но ты не должен обо мне заботиться.
– Вы не понимаете, синьор. Я обещал синьоре.
Сперанца кивнул.
– Правда? Va bene. – Ему вдруг стало очень спокойно. Решения по-прежнему принимала Аньезе. Они сделают так, как она просила. Исполнят все ее указания.
* * *
Сперанца сел за стол поужинать. Эва приготовила прекрасную венецианскую поленту с грибами и спаржей. По местному обычаю томатный соус был приправлен корицей. Он отрезал полоску поленты и обмакнул ее в соус. Откусил кусочек и закрыл глаза, вдыхая знакомый аромат. Это был рецепт Аньезе.
Еду, которую он ел в плену в Берлине, он не помнил. Он не чувствовал ее вкуса. Ел лишь для того, чтобы выжить, преодолеть еще один день. Сперанца был евреем, но он был и итальянцем. Он никогда не задумывался, как внутри него один сменяет другого, он вообще не разделял в себе две эти национальности, но мир тогда видел только одну.
Закончив ужинать, Сперанца обошел дом, все три комнаты. Каждый предмет, к которому он прикасался, напоминал ему Аньезе, и, как ни странно, это его утешало. Он был образованным человеком, но в пытливости ума не мог сравниться с женой, которая очень много читала. Рассматривая ее собрание книг, он пообещал себе обязательно все прочесть.
Сперанца забрался в постель. Он боялся ложиться спать один в доме, который они когда-то построили, в кровать, которую делили, но оказалось, что зря. Впервые с того дня, как их выслали из Италии, страны их рождения, Ромео крепко проспал всю ночь и проснулся только утром, когда взошло солнце.
ВиареджоНаши дни
Николина поставила на стол миску с paglia e fieno[172]. Посыпала желто-зеленую пасту пармезаном и базиликом. Олимпио налил вина. Анина разложила салат по маленьким тарелкам. Матильда наблюдала, как вся семья накрывает ужин, как раньше это делала она.
– Чувствую себя бесполезной, – вздохнула Матильда.
– Мама, получай удовольствие. Позволь нам за тобой поухаживать. – Николина сняла крышку с сервировочного блюда. – Сейчас как раз сезон. Артишоки от Аньезе. Я нашла рецепт в твоей шкатулке.
– Да, она учила бабушку их готовить. Сама я никогда Аньезе не видела, но мама ее любила. Когда они приезжали в гости, им обычно отдавали целый этаж. Мужчины работали в мастерской, а бабушка и Аньезе вместе готовили.
Николина попробовала артишок:
– Очень даже ничего.
Матильду порадовало, что дочь умеет готовить блюда, которым когда-то Аньезе учила Нетту. Возможно, ее рассказы о прошлом все-таки не прошли даром.
– Сперанца с удовольствием приезжал сюда после войны. Бабушка кормила его любимыми блюдами, как раз по рецептам Аньезе. Ему было приятно, что даже после ее смерти ими пользуются. В какой-то степени это давало ему опору и смысл.
– Nonna Доменика говорила, что Сперанца был талантливым и привлекательным. Очевидно, что многие женщины в Венето имели на него виды, но он никого не хотел после Аньезе.
– Она тебе это говорила? – удивилась Матильда.
Николина кивнула:
– Bisnonna Нетта все рассказала бабушке, а бабушка – мне.
– Это замечательно, что вы общались. – Матильде стало приятно, что в тот период дочь была близка с ее матерью. – Примерно в сорок девятом Сперанца вновь занялся огранкой. Они с дедом даже работали вместе, что-то делали для церкви. Сперанца был как член семьи. Помню, как мы встречались с ним в Венеции.
– Каким он тогда был?
– Я была подростком и не обращала особого внимания. В середине пятидесятых наша маленькая страна внезапно обрела мировую популярность. Феррагамо[173], кинозвезды, Аньелли[174], новые женские стрижки. В шестнадцать мне хотелось только одного – стать старше. Сидеть в уличном кафе, пить эспрессо и курить сигарету. Курить я, конечно, не могла, отец бы не потерпел, но эспрессо и гонора мне тогда хватало.
Венеция1956 год
Миновав Понте-делла-Либерта[175], Сильвио Кабрелли въехал в Венецию. В лучах солнца город казался окутанным серебристой парчой, такой блестящей, что Матильда
