в Комитет безопасности.
Анна села на постели, прижала руку к губам. На бледном виске пульсировала жилка.
— Зачем? Они узнали про меня?..
— Ты тут ни при чем. Это связано с поездкой. И с моим прошлым.
Анна покачала головой.
— Алёша, я так боюсь, что у тебя будут неприятности… из-за нас. Стук в дверь, или машина проедет ночью — я все вздрагиваю. Сердце болит. У них ведь там есть списки. Неблагонадежных…
Нестеров прижал ее к себе, поцеловал в висок, рядом с завитком волос.
— Как думаешь, в понедельник ЗАГС работает?
— ЗАГС? Не знаю…
— Если работает, — пойдем и распишемся. Возьмешь мою фамилию. И никто тебя больше не найдет.
Анна зажмурилась, закусила губу. Отрывисто зашептала, будто с мясом отрывая от себя слова.
— Алёша, ну какая я тебе жена… Я в лагерях была, сперва в немецком, после в нашем. Сын у меня, — совсем беззвучно выдохнула: — от насильника, полицая…
— Кима я усыновлю. Тут нечего обсуждать.
Словно выполнив тяжелую, но необходимую работу, Алексей опустил голову на подушку. Тревога уходила, и сон наваливался ватным одеялом.
— Ты хороший. Добрый… Да только на одной жалости, Лёшенька, счастья не наживешь. Для этого любовь нужна, — шептала Анна, гладила по волосам. — А так за мужика цепляться гордость мне не позволяет…
Нестеров спал уже, а женщина все смотрела на него в темноте, и не ему — сама себе рассказывала мирно, без упрека:
— Ты меня чужим именем вчера опять назвал, даже не заметил. Мне больно, а что поделаешь. Ты в своей любви не виноват, и я не виновата…
Нестеров спал, и вздрагивали во сне ресницы, и вырастал вокруг него цветущий сад. И оживала тень юной девушки в крепдешиновом платье. Она звала во сне:
— Алёша-а!..
— Мария-а! — голос отдавался эхом. — Мария-а! Где ты?
— Я здесь!
Падали с дерева лепестки, облетала цветущая яблоня. Алексей смотрел в синее небо, видел белые гроздья цветов. Душа наполнялась счастьем, полноводным широким течением первой в жизни любви.
На поляне под деревом — девушка в белом платье, с легкими светлыми волосами. Ей недавно исполнился двадцать один год, она добра и прекрасна, как воплощение весенней природы. Подняв руки к солнцу, она восклицала:
— Солнце-Гелиос, божественный космос! Сфера небес! Вам я клянусь, что буду вечно любить, вечно любить одного человека!
Нестеров делал шаг вперед, протягивал руки. Но Мария убегала в зеленый сумрак.
— Скорей! Догони!
Близкий друг, которого Алексей не видел много лет, стоял на берегу озера. Он в белой рубашке, льняные волосы зачесаны назад. В руках — массивный черный фотографический аппарат.
— Почему Сталин не требует от Гитлера освободить политзаключенных? — он прямо смотрел в лицо Алексея. — Почему не потребует вернуть коммунистов в Рейхстаг? Я читал письма Тельмана из застенка… Он тоже не понимает. Почему?
Мария с букетом полевых цветов шла рядом с ними по лесной тропинке.
— Мы такие глупые, Алёша… У нас любовь, а кругом убийства, облавы. В тюрьме Плетцензее казнили Мориса Баво — помнишь, швейцарский активист, который покушался на Гитлера? Ему отрубили голову… В той же тюрьме мой отец.
Ее речь горяча и немного бессвязна, но Нестеров все понимал без слов, и чувствовал во сне свое бессилие, отчаяние, боль.
— Нацисты заставляют отца работать на войну… Они понимают, как важны его открытия. Теория ядерной цепной реакции…
С неба падали лепестки, словно белые мухи — нет, смотри, это черные мухи, откуда они налетели?
— Гитлер хочет получить новое оружие огромной мощности… Он готовится к большой войне.
Высокий худощавый фотограф в белой рубашке отгоняет муху с лица. Что там чернеет в сумраке, в глубине леса?
— Войны не будет. Английские газеты пишут, что Сталин на днях приедет в Германию. Уже шьют красные флаги для встречи… Москва и Берлин заключат военный пакт и вместе нападут на Англию.
Слышится гул самолетов. Облетают цветы… Нет, это падают бомбы.
Мухи роем вьются над ямой, а в яме — белое платье. В размокшую грязь погружается женское тело, видны только руки, и светлые волосы на затылке спеклись от черной крови. И солнце-Гелиос черной звездой прожигает в небе дыру.
* * *
Пока Серов доставал с полки книгу, Нестеров изучал обстановку. Массивный стол, довоенный письменный прибор серого мрамора, большой портрет вождя на стене. В шкафу — тома собраний сочинений, юридические книги, в том числе на иностранных языках. Несколько изданий серии «Литературные памятники». Все говорило об основательности, надежной приземленности хозяина кабинета. Такой человек не станет полагаться на первое впечатление, проверит каждое слово, будет копать до самого дна.
Книга, которую Серов взял в руки, тоже оказалась большой и весомой. На обложке буквы, стилизованные под древние руны — трудно прочесть издалека.
— Алексей Петрович, вот о чем я вас хотел спросить. Вы знакомы со скандинавской мифологией? «Старшая Эдда», «Легенда об Олафе Святом»?
— Признаюсь, нет.
Нестеров решил не скрывать своего удивления. Проявляя искренность в мелочах, ты даешь собеседнику ложное впечатление о своем простодушии, так проще усыпить его бдительность.
Серов открыл книгу, нашел нужное место. Прочел неторопливо, с выражением.
Хугин и Мунин, не зная усталости, в дальние земли летают. Мне тревожно за Мунина, больше за Хугина — возвратятся ли вороны?
Нестеров вопросительно смотрел на комиссара государственной безопасности третьего ранга — так значилось в удостоверении, которое перед началом разговора показал ему Серов.
— Хугин означает «Мысль», а Мунин — «память». В скандинавских мифах так называют воронов бога Одина. Они летали по миру и сообщали хозяину обо всем происходящем.
«Сейчас
