этих самых завал. Вот приезжай летом, возьмем два ружья, пойдем в лес. Грибов наберем, зайцев настреляем.
— Уж ты настреляешь, — засмеялась Людмила. — Ты за всю жизнь, окромя как в Тузика, ни в кого не попал, да и то потому, что он был привязанный.
— Ты ее не слушай, Ваня, — убеждал Борис. — Мы живем хорошо. Овощ свой, мясо — кабана вот скоро зарежем, свое молоко… Корову видал?
— Нет, — сказал Алтынник, — не видал.
— Пойдем покажу, — Борис вышел из-за стола.
— Да куда ж ты человека тянешь? — возмутилась Людмила. — Чего он — корову не видел?
— Твою не видел, — стоял на своем Борис. — Пойдем, Вань.
Алтыннику идти не хотелось, но и отказываться было вроде бы неудобно. Он встал.
— Борис! — повысила голос Людмила.
— Ну пущай посмотрит, — не сдавался Борис. — Может, ему интересно. Он же городской. Он, может, корову в жизни своей не видел, на порошковом молоке вырос.
— Ну что пристал к человеку, — поддержала Людмилу старуха, — сядь, тебе говорят.
— Ну ладно, — сдался Борис. — Давай, Ваня, допьем, а им больше не дадим.
Разлил остатки в два стакана, выпили.
— Мама, вы говорили, что он маланец, а он не маланец, — вдруг сказала Людмила и подмигнула Ивану.
Кровь бросилась Алтыннику в голову. Значит, все, что ему смутно припоминается, было на самом деле, не приснилось.
— Это он сам тебе сказал? — не поверила бабка.
— А он мне паспорт показывал, — сказала Людмила и бессовестно засмеялась.
Борис намека не понял и сказал:
— А у солдат паспортов не бывает. У них служебные книжки. Ваня, у тебя есть служебная книжка?
— А как же, — сказал Иван. — Вот она. — Он расстегнул правый карман и протянул документ Борису.
Борис взял служебную книжку и стал ее перелистывать. Людмила не удержалась и тоже заглянула через плечо матери.
— А чего это здесь написано? — удивилась она.
— А это размер ног, головы, — объяснил Борис и перелистнул страницу. — Особых отметок нету, — сообщил он и повернулся к Алтыннику: — Чего ж так? Хочешь, сейчас в поссовет пойдем, там Катька секретарем работает, и штампик тебе поставим?
— Еще чего — штампик, — возразил Алтынник. — Дай сюда.
Он забрал служебную книжку и положил на место, в карман.
— Мне и без штампа хорошо, — сказал он. — Молодой я еще для штампов.
— Сколько ж тебе годов будет? — поинтересовалась старуха.
— Двадцать три.
— Молодой, — недоверчиво сказала старуха. — Молодой не молодой, а семьей надо обзаводиться, детишками. Это ж какая радость — детишки.
— Людмила, — сказал Борис, — у тебя спирту нет?
— Нет, — сказала Людмила. — Немного оставалось, вчера выпили.
— Поди-ка сюда. — Борис отозвал ее в соседнюю комнату и о чем-то с ней говорил, судя по всему, просил денег, а Людмила отказывала. Потом они вместе вышли.
— Пойдем, Ваня, прогуляемся, — предложил Борис. — Посмотришь наш поселок, а то ж ночью небось ничего не видал.
— Пойдем, — согласился Иван.
11
В небольшом магазине напротив станции выпили они еще по полстакана водки и по кружке бочкового подогретого пива. Зашли на станцию проверить расписание и выпили там в буфете по стакану красного. На обратном пути завернули опять в магазин, взяли еще по кружке пива. Бутылку «Кубанской» Борис запихал в левый внутренний карман пальто.
— Во, Настёнка, — похлопав себя по тому месту, где выпирала бутылка, — сказал Борис продавщице, — грудь побольше, чем у тебя. Еще б сюда бутылку — и можно в самодеятельности бабу играть.
— А чего ж не возьмешь еще? — спросила Настёнка.
— Время не хватает, — пошутил Борис и пошевелил пальцами, словно пересчитывая деньги.
Назад пошли напрямую, по тропинке через какие-то огороды. Тропинка была узкая, левой ногой Алтынник шел нормально, а правой попадал почему-то в сугроб. «Видно, обратно косею», — подумал он безразлично.
Вернувшись, сели опять за стол. Алтынник выпил еще полстакана и после этого помнил себя уже смутно.
Почему-то опять разговор зашел насчет возраста.
— А мне вот скоро тридцать пять годов будет, — сказала Людмила, — а никто мне моих годов не дает. Двадцать шесть, двадцать восемь от силы.
— Еще взамуж десять раз выйдешь, — сказал Борис.
— А у нас Витька Полуденов, — вмешалась в разговор бабка, — со службы пришел, взял за себя Нюрку Крынину, а она на двадцать лет его старше и с тромя робятами. И живут меж собой лучше не надо.
Алтынник насторожился. Он понял, куда клонит бабка. Ему стало весело, и он сказал:
— Ишь, бабка-хитрюга. Думаешь, я не понимаю, к чему ты все это гнешь? А хошь вот я, — он хлопнул ладонью по столу, — на тебе женюсь? — Он повернулся к Борису: — А, Борис? А ты меня будешь звать папой и будешь нам с бабкой платить алименты по старости лет.
Эта мысль показалась ему настолько смешной, что он долго не мог успокоиться и трясся от мелкого, может быть, нервного смеха. Но его никто не поддержал, а наоборот, все трое насупились и недоуменно переглядывались. Поняв, что сказал бабке что-то обидное, он перестал смеяться. Старуха сидела, поджав тонкие губы.
— Что, бабка, обиделась? — удивился Алтынник.
— Еще б не обижаться, — сказал вдруг Борис. — Нешто можно старому человеку глупости такие говорить?
— Фу-ты ну-ты, — огорчился Алтынник. — Что за народ пошел. Мелкий, пузатый, обидчивый. В рожу плюнешь — драться лезет. Я ж пошутил просто. Характер у меня такой веселый: люблю пошутковать, посмеяться. Ты говоришь, этот ваш… как его… взял на двадцать лет старше, а я тебе говорю: давай, мол, бабка, с тобой поженимся. Ну ты, конечно, не на двадцать годов меня старше, потому что у тебя дочь мне все равно как мать. А жениться, бабка, мне еще ни к чему. Я, бабка, еще молодой. Двадцать три года. Можно сказать, вся жизнь впереди. Вот армию отслужу, пойду в техникум, после техникума в институт. Инженером, бабка, буду.
Ему вдруг стало так грустно, что захотелось плакать. И говорил он все это таким тоном, как будто к трудному и тернистому пути инженера его приговорили и приговор обжалованию не подлежит.
Людмила, сидевшая рядом с Алтынником, на эти его слова реагировала самым неожиданным образом. Она вдруг встала, покраснела и изо всей силы грохнула вилку об стол. Вилка отскочила, ударилась в оконное стекло, но, не разбив его, провалилась на пол между столом и подоконником.
— Ты чего, Людка? — вскочил Борис.
— Ничего, — сказала она и кинулась в соседнюю комнату.
Борис пошел за ней. Бабка молча вздохнула и стала собирать посуду. Алтынник сидел растерянный. В его мозгу все перемешалось, и он никак не мог понять, что здесь произошло, кого и чем он обидел. Бабка собрала посуду и стала мыть ее возле печки в тазу с теплой
