Виктор Борисов
Письмо
Я сидел на скамейке в парке и держал письмо в руке.
«Хорошо бы его перечитать, прежде чем отправлять», — подумал я.
Время шло, а я всё не приступал к чтению. Мысли крутились у меня в голове не давая сосредоточиться. Известно, что эмоциональное состояние влияет на восприятие текста, и мне хотелось понять, через призму каких эмоций я буду очередной раз перечитывать письмо.
Я заключил, что чувствую комбинацию из умиротворения от нахождения среди пускай городской, но природы и нарастающей тревоги за будущее. Удовлетворившись этим осознанием, я развернул письмо.
Всё те же знакомые неровные строчки бежали по листу. Текст я знал наизусть, и каждое предложение мне представлялось выверенным, точно передающим мои чувства и мысли. Не найдя, что можно было бы поменять, я свернул письмо и огляделся вокруг.
Редкие прохожие прогуливались по центральной аллее парка, в отдалении машинами шумел город. Это был тот период года, когда что-то теплое, с детства ассоциирующееся с беззаботным, заканчивалось. Начиналось что-то новое, по-своему интересное, но тревожное, и, очевидным образом, не столь ласковое.
Дул едва заметный прохладный ветерок, по небу неспешно ползли облака, изредка давая просвет теплым солнечным лучам. Казалось, сама природа еще не определилась с тем, закончилось ли лето, и наступила ли уже осень.
Моё внимание привлёк пожилой человек, с заметным шарканьем идущий в моём направлении. Вид он имел довольно необычный и обращал на себя внимание. На нём был старенький пиджак, брюки и старомодная широкополая шляпа. Он медленно шел по парку, хромая на правую ногу, ступня которой была вывернута перпендикулярно во внешнюю сторону. Перед собой он толкал тележку на подобии тех из супермаркетов, с низко расположенной корзиной и высокой ручкой. Двигался он так медленно, а движение ему давалось столь нелегко, что создавалось впечатление, что это прогулка для него является актом преодоления, требующим как физических, так и волевых усилий, а отнюдь не способом отдохнуть и приятно провести время.
Мой взгляд задержался на его клади. В тележке лежала бутылка воды, что-то из одежды, какой-то вытянутый изогнутый предмет наподобие хомута и еще немного более мелких предметов на дне.
Старательно подтаскивая вывернутую ногу, которая и являлась источником шума, он медленно прошел мимо и остановился. Постояв с минуту и немного переведя дух, он мельком взглянул на меня и продолжил свой путь. Долго шурша по дороге, он, наконец, достиг соседней скамейки метрах в двадцати и сел в пол-оборота ко мне спиной.
Что-то томяще-грустное было в облике этого старика. Воображение быстро нарисовало мне соответствующий образ и одна за другой потянулись мысли об одиночестве, об осени, о коротком веке человека, о его хрупкости и ранимости, о беззащитной уязвимости перед жизнью.
Что помогает человеку выстоять и продолжать жить, не отступить и не сломаться под тяжестью обстоятельств, перед лицом одиночества, перед старостью, в конце концов? Предоставляется ли человеку вообще выбор сломаться или нет? Ведь если он, что называется, ломается, впадает в отчаяние, опускается, жизнь от этого не останавливается, проблемы не рассеиваются, а старость не передумывает приходить к нему. Человек продолжает жить, в этой подчас невыносимой душевной или физической боли. В продолжении жизни есть определенная сила. Идя по этому пути человек не выбирает очевидную альтернативу её прекращения. Таким образом, продолжение жизни — это выбор.
Если же человек взвесив обстоятельства, пришел к выводу, что продолжение жизни является менее предпочтительным, нежели её прекращение, то можно ли это отнести к слабости? Не является ли это правом сильного духом человека?
Пока я отвлекся на эти рассуждения, начался дождь. Мне и до этого казалось, что я изредка ощущал падение еле заметных капель, теперь же со всей очевидностью начинался настоящий дождь.
У меня с собой предусмотрительно был прогулочный зонт, но я не спешил его открывать: мне всегда нравилось начало дождя, первые легкие капли, свежесть которую они несут с собой. Часто этим всё и ограничивается, поэтому я всегда удивлялся тем людям, которые при первых же каплях мгновенно скрываются под зонтом.
Я взглянул на старика — он неподвижно сидел на скамейке.
Очевидно, что зонта у него не было и мне подумалось, что в этом даже есть некоторая несправедливость: ограниченный в движении, в случае сильного дождя, он не сможет быстро найти укрытие и неминуемо вымокнет до нитки. Я же не только имел при себе зонт, но и всегда мог нырнуть в ближайшее кафе и переждать непогоду. На горизонте замаячила сложная тема справедливости, размышления о которой неминуемо завели бы меня в дебри и потребовали времени, которого у меня не было.
Дождь заметно усилился, а небо потихоньку начало затягиваться темными тучами. Всё это грозило перейти в полноценный ливень. Я убрал письмо во внутренний карман пиджака и еще раз взглянул на старика. Он наклонился к корзине и что-то искал на дне. Покопавшись, он достал пачку сигарет и закурил, прикрывая сигарету от дождя в кулаке. Я видел как капли ударяли по его шляпе, разбиваясь на мелкие брызги и разлетались во все стороны. Вода стекала по одному из полей шляпы и падала вниз небольшим ручейком. Клубы табачного дыма на фоне силуэта человека в костюме под сильным дождем создавали художественно сильную картину, рождающую множество смыслов. Мне подумалось, что если бы была возможность запечатлеть этот образ на фотографии или холсте, то это непременно бы нашло себе место на стене в моем кабинете.
“Необычное решение закурить и остаться сидеть при таком дожде, — подумал я. Мне это не казалось очевидным, таким, каким было бы, например, попытаться накрыться чем-то или найти укрытие. Хотя, похоже, вариантов у него не было: укрыться ему было нечем, а с такой скоростью передвижения не было шансов быстро найти укрытие.
Над его скамейкой нависала ветвь близстоящего дерева, но ее листва была настолько скудной, что едва ли была способна обеспечить какую-либо защиту от дождя.
Я открыл зонт. К характерному шороху падающего на землю дождя добавился треск ударов капель по зонту.
«A это действительно необычно продолжать неподвижно сидеть на скамейке во время сильного дождя и никуда не спешить. Я так никогда раньше не делал и если бы не старик, то точно бы и не довелось.
Редкие люди быстрым шагом проходили мимо.
Время до закрытия почты оставалось не так много, и мне пора было идти. Я решил пройти мимо старика и предложить довести его до
