Все разошлись по своим местам, Рич щелкнул кнутом, ослик, привязанный к их кибитке, негромко всхлипнул, колеса заскрипели.
Какое-то время они ехали молча. Мия смотрела, как ленточка дороги разматывается под их колесами. Кибитку трясло. Шоколад в кружке остывал, покрываясь корочкой дорожной пыли.
Алекта
Добраться до Алекты засветло они не успели. Едва солнце упало за горизонт, Арс остановил повозки.
– Заночуем здесь.
Никто не спорил. Место было хорошее: дорога разветвлялась на две, и та, что поуже и поплоше, уходила вниз, к оврагу, по дну которого тек ручей. Редкий ольшаник защищал хоть чуть-чуть от ветра, и веток на костер хватало, хоть и горели они неважно. Распрягли лошадей, отпустили пастись. Собаки устало улеглись у колес кибиток.
– Присмотри за лошадьми, – сказал Арс Крошке Си и повернулся к Мии: – Устала? Нет? Тогда помоги ей.
Крошка Си уже поднялась на невысокий холм за оврагом, с него хорошо была видна степь, в которой ходили, позвякивая колокольчиками, четыре их лошади и ослик. Крошка Си села прямо на землю. Мия догнала ее, сказала неловко:
– Арс сказал идти с тобой.
Крошка Си улыбнулась, и Мия села рядом. Холм был теплый, пахло чем-то незнакомым, уютным.
– Это скошенная трава, – сказала Крошка Си. – Здорово, да?
Мия не поняла, о чем она (ну не могла же она в этот момент тоже думать о вкусном запахе), но кивнула. Дома у них не косили траву, ее всю сжигало жаркое южное солнце.
– Столько звезд, – сказала Крошка Си. Ее профиль мягко белел в темноте.
Ночью бог накидывает на небо темно-синий платок. Платок этот так стар, что в нем полно маленьких дырочек, сквозь которые проглядывает дневной свет. Иногда бог штопает свой платок, но он такой старый, что быстро рвется опять.
Мия чувствовала, что должна что-то сказать, но не знала что, вот и вспоминала старые бабушкины сказки. Крошка Си была первой девочкой, кроме сестер, с которой она сидела и разговаривала просто так, не по делу.
– Кто такая Маттеа? – спросила она.
– Кто? – удивилась Крошка Си.
– Рич пел сегодня… «Маттеа, детка, боже мой, дождись меня, дождись», – напела Мия.
– А! – хихикнула Крошка Си. – Да ну, просто песня. У тебя хорошая память.
Мия покраснела.
– Смотри! Это созвездие называется Стрелок, красивое, да?
Мия видела только рассыпанные звезды, как будто из лукошка высыпались на темный стол осенние яблоки, они не складывались в рисунки созвездий. Дик как-то пробовал научить ее ориентироваться по звездам, но у Мии было так много домашних дел и забот, что казалось, голова полна ими, как большой базар – людьми, и ни на что другое там не осталось места.
– А вот это похоже на морского конька, – сказала она, показывая на россыпь мелких звездочек прямо у них над головой.
Крошка Си покосилась на нее недоверчиво.
– Ты видишь его? Морского конька?
– Д-да… я не знаю, может, оно не так называется, просто похоже на конька…
Мия тут же пожалела, что ляпнула такую чушь.
– Мы тоже называем его морским коньком. А вообще, по-научному, оно называется Меч Сатурука.
– Ты училась в школе?
– Немного. Давно. Меня Арс всему научил. Какая школа, если ты все время в дороге!
– А я все время сидела дома, – вздохнула Мия. – И тоже было не до школы.
– Скучаешь?
– Нет пока.
Она и правда еще не скучала. Но ей хотелось помыться. Она вспомнила вдруг очень отчетливо свой голубой таз, в котором умывалась всегда, и как ковшик звонко стукается о его дно, когда черпаешь воду. А еще хотелось посмотреть на рассвете на море. И прижаться к маме. Хоть ненадолго. Они обычно успевали обняться утром, когда уже проводили мужчин в море, а девочки еще не встали.
Крошка Си больше ничего не сказала. Мия ждала, что вот она скажет: «Спасибо, что согласилась нам помочь» или, например: «Ты такая смелая, сбежала из дома!». Но она молчала, смотрела в небо, почти сливаясь с его темнотой, потому что была одета в черную длинную юбку и черную куртку. Только светлые, чуть рыжеватые волосы светились, и казалось, они подсвечивают лицо. А потом Арс позвал их ужинать: хлеб, яйца и листья свежей капусты. Уснула Мия с каким-то странным чувством – чувством степного простора и тихого дыхания Крошки Си у самой своей щеки.
Когда-то давным-давно, когда море было всего лишь слезой в глазу бога Лара, жили в этих местах три брата: Вайко, Куна и Хотта. Вайко был удачливым охотником, ловким и сильным, Куна славился отвагой и был искусным воином, а Хотта имел доброе сердце и веселый нрав. Братья были очень дружны. Вместе они жили, вместе охотились, вместе ловили рыбу, вместе учились разным наукам… И вместе влюбились однажды в одну девушку, прекрасную Алекту. Алекта была хороша, как теплое майское утро. Ясная, светлая, с солнечной улыбкой, она была отрадой своему отцу, суровому наместнику Борну. Да и все люди приморских земель любили ее.
Вайко встретил Алекту, когда возвращался с охоты. Он нес на могучих плечах огромного вепря, и Алекта рассыпала от удивления цветы, которые только что собрала на лугу: она никогда не видела такого силача.
Куна встретил Алекту, когда пробирался козьей тропкой на вершину скалы, с которой было видно далеко-далеко. Куна был дозорным, он караулил степь, из которой приходили полчища врагов, и предупреждал наместника Борна. Козья тропка, по которой шел Куна, была такая узкая и тянулась вдоль пропасти такой глубокой, что камни, падая в нее, рассыпались в песок, не успевая достигнуть дна. Алекта с восторгом смотрела на Куну – впервые видела она такого храбреца.
Хотта встретил Алекту, когда спасал упавшего из гнезда птенчика. Нежно положив трепыхавшуюся пташку в подол рубахи и зажав ее края в зубах, он полез на дерево. Родители птенца накинулись на Хотту, стали клевать его и бить крыльями, думая, что он хочет разорить их гнездо, но Хотта все равно долез, выпустил птенца и спрыгнул на землю. Алекта, собиравшая с подругой на полянке ягоды, улыбнулась ему и сказала:
– Ты очень добрый.
Все три брата влюбились в Алекту без памяти и в один и тот же день посватались к ней. Суровый Борн любил свою дочь, а потому позвал ее и сказал:
– Три брата сватаются к тебе: сильный Вайко, отважный Куна и добрый Хотта. Все они мне по нраву. Кого выберешь ты?
Запечалилась Алекта: кого бы она ни выбрала, это рассорит дружных братьев, и как им жить потом во вражде? Пошла она за советом к одной старушке, что жила в лесной глуши и целыми днями пряла на своей резной прялке. Говорили, что мудрее ее нет никого на свете.
– Слушай свое сердце, деточка, – сказала ей старая лесная пряха, не отрываясь от работы, – только оно скажет правду, не обманет.
