Он вдруг резко повернулся, уставился на Мию.
– Что я говорю! Это же ты! Конечно! При чем тут Элоис, это ты! Твоя сила!
– Почему сразу я?!
– Потому что это – твоя книга, твоя жизнь.
Дед вдруг расхохотался и спросил:
– Они хоть поняли, что на них рухнуло? Алехин и другие?
Мия пожала плечами. Дед усмехнулся и встал, сказал все так же весело:
– Ладно, пойдем, повеселимся все вместе.
Они шли по Школе, ноги сами несли Мию, и она знала, что они не ошибутся.
«Если я пряха, – думала Мия, – то кто же тогда Марга? И Си? С их силой, их даром…»
Она вспомнила ту старуху, что встречалась ей на пути, пытаясь… что? Остановить? Задержать? Предостеречь? Спасти?
Вдруг Гаррэт остановился, взял ее за плечи и развернул к себе.
– Послушай. Что бы они тебе ни сказали, что бы ни предложили сейчас, помни, пожалуйста: только ты сама можешь написать свою книгу. Только ты.
– Потому что я пряха, – кивнула Мия, но дед покачал головой.
– Потому что это твоя жизнь. Каждый человек должен писать ее сам, понимаешь? Я понял это слишком поздно, и я не справился. Я не смог написать свою книгу. Я гонялся за призраками и лелеял свое одиночество, свою неустроенность. И в итоге потерял самое главное. Себя. И Элоис.
– Но я…
Мия замолчала. Тоска по Эльмару вдруг скрутила ее с новой силой. Она тоже потеряла его. Но как можно потерять себя? Она взяла Гаррэта за руку.
– Дедушка… ты бы хотел вернуться? К Элоис. К сыну. В Хотталар.
– Да. Конечно, да! Я ведь поэтому и пришел сюда, только они могли бы мне помочь, но… ничего не вышло, я разговаривал с Алехиным.
– Алехин тут ни при чем. Но если ты готов вернуться, я проведу тебя. Ты готов? Но только чтобы уже навсегда.
Гаррэт усмехнулся.
– От моего «навсегда» осталось не так уж много.
– Не имеет значения, – нетерпеливо сказала Мия. Ветер странствий бил ей в пятки, она чувствовала это, она хотела домой. – Но идти нужно прямо сейчас.
– Сейчас, а как же… а впрочем… Да, я готов, но твоя бабушка…
Мия развернулась и пошла в другую сторону. Гаррэт двинулся за ней.
Дома
День был солнечный, но не жаркий. С моря шел ровный ветер, холодил воздух. Весной тут, в Хотталаре, особенно хорошо. Еще зелена трава, еще цветут лесные фиалки на каждом клочке земли, еще море чистое и прозрачное. Мия стояла на берегу, под ногами у нее скрипели обломки ракушек; точно такая же висела у нее на шее. Только эта ракушка и осталась у нее после всех странствий. Ракушка – и все, что внутри. Мия потеребила ракушку, улыбнулась морю и посмотрела на маяк и свой дом. Она видела, что мама уже развесила белье: простыни и ее любимая клетчатая скатерть хлопали на ветру. Она узнала рубашку Санди, фартучки сестер и даже свое старое платье. Наверное, его носит сейчас Лиза…
Мия взбежала по тропинке, толкнула калитку. Мама возилась в огородике, пропалывала грядку с пряными травами, а девочки сидели на крылечке.
– Мия! – закричали они хором и бросились к ней.
Мамины руки замерли среди стеблей, а потом она разогнулась и посмотрела на нее. Мия моргнула, чтобы сбросить слезу. Солнце било маме в затылок, и она никак не могла разглядеть ее лица. Дверь дома открылась, и под тяжелыми шагами отца скрипнуло крылечко. «А братья, наверное, в море», – подумала Мия, а потом папа обнял ее поверх сестричкиных рук и крепко прижал к себе.
Перед обедом Мия отпросилась к бабушке.
– Зови ее к нам на обед, – сказала мама, и Мия кивнула.
Она постучала в дверь и зашла, не дожидаясь ответа.
– Я вернулась, – сказала она.
– Я рада.
Они обнялись.
– Как вы доплыли?
– Все целы и невредимы. Как отдохнешь от своих путешествий и снова потянет в дорогу, скажи мне, съездим в Алекту, навестим их. Как твое… дело?
– Ну… я познакомилась с ним. С Гаррэтом. Я видела его, и мы много разговаривали. Тебе надо простить его, бабушка. Иначе он никогда не вернется домой. Твоя гордыня закрывает все дороги.
– Гордыня? – Она поджала губы и покачала головой. – Ты не знаешь, о чем говоришь. Гордыня! Я ждала его всю жизнь! Ждала, когда он ушел в первый раз, ждала и училась рисовать. Ждала, когда он ушел потом, ждала и растила нашего сына…
– Он хотел разобраться, он верил, что все это – только книга.
– И что? – в ярости закричала бабушка. – И что? Ведра с водой стали легче от этого или хлеб посыпался на меня с неба?
Она выкрикнула это и сразу успокоилась.
– Нет, Мия, птичка, это не гордыня. Это боль, которую не залечишь словами и просьбами. Я не хочу идти туда, где он. Если хочет вернуться, пусть возвращается сюда, ко мне, в нашу с ним книгу. А я посмотрю.
– Да? Это хорошо. Потому что он пришел.
И Мия открыла дверь.
Эпилог
Море вздыхало во сне. На рассвете оно дышит особенно нежно и трогательно. Мелкий краб, перебирая клешнями, полз к воде по песку рядом со следом от лодки. Эльмар столкнул лодку в воду, двинул еще глубже, разрезая сонную гладь острым носом. На носу лодки неподвижно сидел необычный кот, слишком большой и темноглазый. У них, на Патанге, делают совсем другие лодки, они шире и с плоским дном.
Его лодка не такая.
Она похожа на девочку, которой была предназначена, такая же легкая и быстрая. У девочки глаза цвета северного моря и светлые волосы. Эльмар не видел ее два года. Много всего произошло за это время. Империя признала независимость Семи островов и разрешила торговлю с ними. Со всех сторон потянулись к ним торговцы и просто любопытные. Острова будут жить. Мама снова открыла свою кондитерскую, а девочки выросли. Он может плыть.
Искать Мию.
Он чувствовал, что его море соединяется с ее морем где-то в едином океане.
Он верил – лодка приведет его к ней.
