обращается в прах.
Эйден сжал мою руку.
– У нас почти не было времени поговорить о том, что случилось. Ты в порядке?
– Да, если не считать нескольких синяков и ссадин.
– Я не это имел в виду. – Он бросил на меня обеспокоенный взгляд. – Я привык смотреть на смерть и разрушение, и мне столько раз приходилось убивать, что сейчас меня это почти не тревожит. Но я помню, каково мне было, после того как я впервые убил человека. Это чувство остается с тобой навсегда. Я не буду принуждать тебя, если ты не хочешь говорить об этом, но я всегда готов тебя выслушать.
Случилось столько всего, что я не успела до конца осознать, что совершила. Как я успела превратиться из целительницы в убийцу. Я не позволяла себе думать о том, как тьма внутри превратила мой голос в орудие разрушения.
Я не знала, хочу ли говорить об этом, но Эйден смотрел на меня с таким участием, что я не раздумывая поделилась с ним своими мыслями.
– Я рада, что Тиррен и Лаймира мертвы. Меня тревожит не то, что мне пришлось убить, а то, каким образом я это сделала. Я всегда хотела помогать другим, хотела, чтобы мой голос поддерживал жизнь, а не забирал ее.
В золотистых глазах Эйдена была лишь доброта.
– Вряд ли тебя это сильно утешит, но ты спасла мне жизнь, когда убила Пенуэзера и тех диковинок.
– И я буду убивать снова, если понадобится защитить тех, кто мне дорог, – ответила я. – Но меня пугает, что до недавних пор я сама не знала, на что способен мой голос. Эмоции захлестнули меня и изменили мой тин-чай, перед тем как я убила Пенуэзера. Мои гнев и ненависть разрослись неимоверно. Я хотела, чтобы Тиррен, Лаймира и Пенуэзер умерли, и я хотела, чтобы они погибли от моих рук.
Эйден ничего не говорил и не пытался отвлечь меня. Он только кивнул, чтобы я продолжала. Что я и сделала.
– Я узнала, что мой тин-чай способен не только насылать болезни и убивать. Когда я билась с Айрикой, я захотела, чтобы она почувствовала, каково было мне, когда она издевалась надо мной и я не могла использовать свой тин-чай. А в следующий миг я поняла, что Айрика лишилась голоса, а я получила ее тин-чай. То же самое я сделала с Тирреном. Я украла их магию.
Почему-то это казалось мне более страшным преступлением, чем убийство. Для людей, подобных мне и Айрике, тин-чай был частью личности, неотъемлемой частью бытия. Лишиться его – все равно что лишиться имени. Цели в жизни. Я не жалела о том, что отняла силы у Тиррена, но голос Айрики я присваивать не собиралась.
– Я могла остановить Айрику другим способом, – я сказала это шепотом, но стоило этой фразе прозвучать вслух, как признания полились из меня, как горный ручей. – До этого я ударила ее в ногу кинжалом. Она упала. С помощью того же кинжала я могла помешать ей петь. Но гнев затмил мой рассудок. Я навсегда вырвала у нее голос. Мой брат говорил, что его единственная задача – лечить, кем бы пациент ни был. Целитель не должен желать кому-либо смерти или выносить приговор тем, кто поступал неправильно. А я это сделала. И наверняка буду поступать так же в будущем. Что, если темные желания навсегда отняли мой целительный тин-чай? Что, если вместо того, чтобы возвращать жизнь и здоровье больным и раненым, я стала тем, кто может только прекратить их существование?
Какое-то время Эйден просто смотрел на меня.
– Ты не пыталась никого лечить с тех пор, как проявились новые грани твоего тин-чай. Ты не знаешь наверняка, что не сможешь.
– Нет, но я чувствую, что у меня внутри что-то изменилось. – Я перевела взгляд на дымящийся костер. От пламени шел жар, но меня все равно пробирал холод. – Я не могу этого объяснить, но мою вис как будто заслонила тень, которой не было раньше. Она стала другой, и я не думаю, что смогу когда-либо вернуть все как было. Не думаю, что смогу разогнать тени.
– Никто не может вновь стать тем, кем был когда-то, – ответил Эйден. – К тому же именно присутствие теней заставляет нас ценить свет.
Он помолчал, а потом положил руку мне на плечо и заглянул в глаза.
– Ты никогда не будешь той, кто может только отнимать чужие жизни. Ты всегда была и будешь целительницей.
Почему он всегда знает, что нужно сказать? Мое сердце затрепетало: тяжкий груз не исчез полностью, но стало немного легче.
Какое-то время мы молча смотрели на костер. Потом Эйден вздохнул.
– Я знаю, мы только что сражались с врагом и едва успели выдохнуть, но нам нужно возвращаться в столицу и отыскать Киррика. А потом можно думать, где искать скипетр.
Он прав. Мы должны действовать быстро. Многие отправятся на поиски скипетра, и в государстве будет разруха, пока многочисленные претенденты дерутся за власть, пока кто-то один не станет наместником Неба.
Эйден вдруг напрягся.
– Ш-ш-ш, не двигайся.
Он встревоженно окинул взглядом деревья. По лесу пронесся треск. Эйден в мгновение ока встал передо мной, готовый отразить нападение.
Какой-то человек, пошатываясь, шел к нам. Его одежда пропиталась кровью. Нос был свернут на сторону, а часть мочки правого уха отрезана. Он споткнулся, но Эйден поймал его прежде, чем он рухнул на землю.
– Солар! – Эйден бережно поддержал раненого. – Что случилось?
Андроги Солар? Андроги Киррика, человек с защитным тин-чай, которому Киррик велел перевезти мою семью в Фогемию. Я никогда не видела его, но столь многим была ему обязана.
Андроги Солар ответил, хватая ртом воздух:
– Люди Нилана устроили мне засаду. Я ослабел, после того как поставил постоянный щит на укрытие, и моя магия подвела меня, пока я искал вас. Мне едва удалось сбежать.
Я опустилась на колени и простерла руки над пожилым человеком. Мысленно я произнесла короткую молитву. Старый Дедушка Небо, позволь мне использовать мой тин-чай. Позволь мне спасти его. И запела.
О июньские цветочки, лета вы нежней,
Вы в невинности взрастали посреди полей,
Но однажды зло ворвалось, растоптало вас…
Ничего не произошло. Кровь по-прежнему сочилась из ран, а вис андроги с каждой секундой становилась все слабее.
Нет, пожалуйста, только не это.
Я попыталась спеть снова.
Ничего.
Значит, это правда. Я навсегда лишилась целительного дара.
Слезы застлали мне глаза.
– Мне очень жаль. Мне очень жаль. – Больше я ничего не могла
