понятие. И только незначительные слабые люди отрицают главенство зла. Ты перешла под мою власть и ответственность. И ты обязана понимать это, если не считать так же.
У меня не было сил на всхлипы. Я вдруг поняла насколько сильно устала от его «ответственности», которую он принял за меня. Сама бы я никогда не приняла таких решений, которые позволил себе он, но… что я могла сейчас сделать? Только плакать, осознавая, что мне придется жить, в отличие от всех этих сгоревших заживо людей.
— Пришли, — его рука спустила меня на землю ногами, немного уткнула носом в его же грудь, пройдясь по волосам в поглаживании, и непреклонно развернула, — тебе придётся посмотреть, Лу.
Я встретилась глазами с толпой плачущих от кошмара и смертей вокруг людей. Здесь были не только женщины, я успела заметить несколько мужчин, прежде чем зажмурилась и попыталась осесть на землю — мне этого не позволили. Люди жались к высокому частоколу, пытаясь перелезть и сбежать из деревни, пока не поздно, однако стоило чьей-то руке ухватиться за верх, как в воздухе раздавался хлопок и от места оставалась дыра. С той стороны стреляли из ружей солдаты.
— Что и требовалось доказать, — с ухмылкой произнес Оушен, — ты всё ещё опасна для мужчин. Однако… — он сжал пальцами мой подбородок, повернул его в сторону и склонился к моему уху, — открой глаза.
Я даже вздохнуть боялась, не то что послушать его.
— Посмотришь, и я отпущу оставшихся доживать свои жалкие жизни, — хмык, — почти всех.
Мне было страшно. Но я могла понять, что он убьёт их, стоит мне воспротивиться, а значит… я кого-то убью?
Я всхлипнула и взглянула вперед. Зажмурила глаза я даже не потому, что могла кого-то убить. Передо мной стоял он.
— Открывай, Луана, — нетерпеливое, — я жду. А вот люди — нет.
Из груди вырвались рыдания. Они ещё там остались?
Но я сделала так, как он сказал. И осталась стоять смотря в глаза тому, кому не смотрела никогда за всю мою жизнь в его доме. Ни единого раза. Никогда.
— Интересный факт. Укажу тебе на него — он остался жив, — почти выплюнул Оушен, — напомнить причину?
Подбородок отпустили, и я смогла мотнуть головой. В ней вдруг стало пусто и гулко. Но не так, как было после обмена глазами — сейчас там что-то заскрежетало, хлопнуло и будто встало на свои места. В душе появилась сила и то, чего там не было никогда: осознание этой самой силы.
— Можно мне револьвер? — я даже не узнала свой голос.
Но вспомнила то, что видела его под мундиром.
Лорд сперва удивленно вскинул бровь, затем невероятно довольно растянулся в улыбке и ответил:
— Я в некотором замешательстве от того, — он подал мне тяжёлую рукоять и продолжил, — что ты так легко…
Договорить он не успел — я выпрямила дрожащую руку и нажала. Крючок не поддался. Оушен поднял бровь, убрав от своего живота оружие.
— …перешла на мою сторону, — продолжил он, — сперва взводят курок, — выдохнул он, — потом нажимают на…
Выстрел!
В голове остался только противный писк. Мою руку вывернуло с такой силой, что я упала и прокатилась по земле, прежде чем оставшийся стоять, но пошатнувшийся лорд провёл рукой по собственному бедру с залитой кровью штаниной, хромая подлетел ко мне и прорычал, дёрнув меня глубоко в сторону:
— Стреляй!
Пули пронзили дерево частокола, пока я пыталась освободиться из его мертвой хватки и кричала, махая руками — ни один мой удар не пришёлся по нему, теперь он держал меня подальше от себя, а оружие осталось лежать позади.
— Полагаю, разлюбить тебя после этого я не смогу, — прошипел он в моё ухо, тяжело дыша и останавливаясь, — однако твоё сопротивление выводит меня из себя. Я уж было подумал, что придётся отпускать всех живыми, — усмешка.
— Ты… — попробовала сбежать я, — отпусти меня!
Меня тряхнули за платье на груди, заставив замолчать, а после швырнули на землю у самых ног, выбив весь воздух из груди. Сил вновь не осталось, и единственное, что я смогла — это вытянуть вперед синюю от боли руку, которой я держала револьвер. Двигала я ей с трудом, она уже успела опухнуть и выглядела немного странной, будто кривой.
Но это не было самым страшным, потому что над нами бушевало чёрное кольцо пламени, не оставляющее на своем пути ничего, кроме нас двоих.
В этот момент я всей своей душой желала исчезнуть вслед за теми, кто умер или в огне, или от выстрелов солдат Эшелона Сумрака. Однако, мне было дано совсем не это: перед опущенными мною глазами, боящимися видеть проклятый огонь, застыл нетронутый циферблат часов на той самой руке. Стрелки в нем остановились и не двигались. Сейчас это было или раньше, я не знала. Я видела только время: час и пятнадцать минут.
Шестьсот шестьдесят шесть.
Счёт окончен.
Глава 20
Карета подскочила на ухабе, подкинув меня вверх. Я не сдержала всхлипа от боли в руке — она была совсем нестерпимой. Колющей, протяжной и сильной.
— Секунду, — голос над головой, — даже твой Всезнающий тебя наказал за желание навредить мне, — беззлобный хмык, — ты прострелила мне ногу! У меня уже возникают предположения, что ты мне снова лгала, когда говорила про свою любовь. По какой причине я не могу злится на тебя?!
Его руки бережно заматывали мою совсем опухшую руку в синюю ткань, приматывая её к тонкой деревянной палке.
— Вы — чудовище! — дернулась подальше от него я.
Попыталась встать, но была непреклонно усажена обратно между его ног и прижата спиной к груди.
— Сидеть! — рыкнул он, а потом сразу сменил тон на мягкий, — доделаю, и встанешь. А что касается твоих ругательств в мою сторону, то можешь продолжать. Мы оба уже поняли твою бессовестную натуру.
Слёз не осталось совсем. Как и сил: я чувствовала себя настолько уставшей, что сопротивляться ему себя заставляла.
— Осталось не более получаса до Эшелона, — как ни в чём не бывало продолжил он, — там введу тебе обезболивающее и наложу более крепкую повязку, — он хмыкнул, — что насчёт твоей совести?
Щёки стянуло вниз. Меня охватило понимание того, что происходит.
— Если бы у меня была возможность, я выстрелила бы выше, — зло, но честно произнесла для него.
Он рассмеялся! Не язвительно и без той ярости, которая должна была появиться.
— Как я уже говорил: пара лет, и ты поймешь, — он завязал узелок и кивнул.
А после отпустил рывком вскочившую меня.
— Остановите! — закричала я тому, кто сидел на козлах.
