Я знаю, это Влияние Фрэнни... ее любовь... изменили меня. Ноя никогда не задумывался, что со мной станет, если ее чувства изменятся. Еслиона больше не будет нуждаться во мне, останусь я человеком? Умру? Превращусьобратно в демона?
— Какие условия? — спрашиваю я снова… с тяжелым сердцем. Нетсмысла пытаться скрыть что-то, когда он копается в моей голове.
— Убеди ее простить себя, чтобы Габриэль смог отметить еедля Рая.
Это звучит достаточно просто. И именно этого я сам хотел всеэто время. Но я не упустил его взгляд, когда он произносил эти слова. Нечтосреднее между жадностью и похотью.
— Что с ней будет, когда ее отметят?
— Это уже не твое дело, — говорит он, небрежно взмахиваярукой. Я вскакиваю с кресла.
— Черт! Вот уж нет! — Я опираюсь руками на стол, приближаяськ нему. — Она хочет жить. Если она будет привязана к Аду, у нее это неполучится. Она станет марионеткой Короля Люцифера. Скажи мне, что отметка Небесне сделает с ней того же.
— Я не могу сказать, как все будет. Это не в моейкомпетенции.
Мой голос дрожит, и я беспокоюсь, что не смогу удержать свойгнев.
— Я тебе не верю.
Он смотрит на меня и качает головой.
— Бедный, жалкий мальчишка. Ты ведешь себя так, словноможешь диктовать тут свои условия. А на самом деле, ты либо делаешь то, что ятебе говорю, либо отправляешься гореть в Аду.
Я оглядываю себя. Белый. Я не знаю, как такое возможно, но ячист. Ни капли черного. Даже серого. Красного... Белый.
— За какой грех посылать меня в Ад?
Его улыбка весела, но за ней прячется настороженность.
— Да ты шутишь.
Я не могу читать его мысли, но я вижу все по глазам. Онблефует.
Мой голос мягок и спокоен, пока я объясняю ему ситуацию.
— Я не обязан возвращаться к Фрэнни, а ты не можешьотправить меня в Ад.
Его глаза вспыхивают красным... на секунду. А затем онударяет кулаком по столу. В ушах его голос звучит неясно, словно раскаты грома,зато в своей голове я слышу его совершенно отчетливо.
— Может и нет, но я могу заставить тебя пожалеть о том, чтоты не отправился в Бездну!
Может в Раю быть настоящий Ад? Если кто-то и способен этоустроить, то это Михаил. Но лучше пусть это будет мой Ад, чем Ад Фрэнни. До встречис Михаилом я считал, что отметка Рая — самый лучший вариант для Фрэнни. Обычноони не используют смертных так жестоко, как Ад... а уж с Габриэлем, способнымзащитить ее...
Но теперь я уже не уверен. Единственный шанс на нормальнуюжизнь Фрэнни получит, если так и останется неотмеченной. Габриэль не предастее... правильно?
— Отлично. Тогда Бездна.
Шок отчетливо виден в глазах Михаила. Похоже, не такогоответа он ждал. В своей самоуверенности он забыл о необходимости подслушиватьмои мысли.
— По-моему, ты не понял. Я даю тебе еще один шанс. Ты долженбыть мне благодарен.
— Я не верю во вторые шансы. — Я поворачиваюсь и выхожу задверь. Когда я хлопаю ей, рычание Михаила умолкает, и все вокруг вновьстановится белым и беззвучным. Я вновь дрейфую. Если это Ничто и есть Рай, я,вероятно, сделал неверный выбор. Не уверен, что смогу вот так провести целуювечность.
Но когда я представляю сапфировые глаза Фрэнни, я больше недрейфую. Я парю. Я слышу смех Фрэнни, запах гвоздики и смородины ее души,чувствую ее прикосновения… так отчетливо, как будто она здесь, со мной. И тогдамоя сущность смешивается с ее.
Вот это Рай.
ФРЭННИ
В моем сне мы с Люком танцуем под звездами и смеемся, словноодно целое... с одним телом на двоих Я чувствую его повсюду, внутри и снаружи,его прикосновения похожи на Рай, и я слышу свои стоны. Я хочу быть с ним такблизко навсегда, умереть прямо здесь, в его руках.
— Фрэнни, — шепчет мне в ухо мягкий голос Гейба. Когда яоткрываю глаза, я с трудом привыкаю к яркому освещению, мне требуется несколькосекунд, чтобы прийти в себя. Мы все еще в комнате ожидания в больнице, а яуснула на груди Гейба. — Эй, Фрэнни, проснись, — говорит он, гладя меня поопаленным волосам. Боль в моем плече и ужасный запах от волос подтверждают, чтовсе, что было, было на самом деле, это не просто плохой сон. — Фрэнни? — повторяетон.
— Да. Я проснулась. Можем мы просто поехать домой?Пожалуйста? — говорю я ему в грудь, чувствуя, как слезы вновь обжигают моиопухшие глаза.
— Эй, — шепчет Гейб, и я чувствую, как он пальцем поднимаетмой подбородок, заставляя посмотреть ему в глаза. Когда я смотрю на него, явижу, что он улыбается, и в его голубых глазах больше нет боли.
— Что? — спрашиваю я. — Что сучилось?
Я смотрю на улыбающегося врача в зеленой больничной форме.
— Я делал операцию вашему другу, — говорит доктор. — Ядействительно не могу это объяснить, можете считать это чудом. Когда егопривезли сюда, он был в ужасном состоянии. Мы потеряли его на достаточно длительноевремя на операционном столе, но смогли вернуть. Он на самом деле не должен былвыжить...
— Так... что вы имеете в виду? — Отчаяние в моем голосеслышно совершенно ясно.
— Похоже, с ним все будет в порядке. Мы не сможем сказатьточнее в ближайшие несколько часов, так что, просто продолжайте молиться.
Мое сердце разлетается на миллионы кусков. Слезы струятся пощекам, а я боюсь даже вздохнуть, роняя лицо в ладони.
— О, Боже мой! Люк...
Глава 23. На честном слове и на одном крыле
ФРЭННИ
Мне наконец-то разрешили посетить Люка сегодня утром. Но ядаже не могу взглянуть на него. Эти два дня, после всего, что случилось, япровела в страшных мучениях.
Я смотрю в окно, где туман покрыл улицу своей дымкой, сделаввсе серым и призрачным.
Знаю, что должна сказать хоть что-то, но я не доверяю своемуголосу.
Я глубоко вдыхаю и стараюсь сосредоточиться на том, чтодолжна сделать.
Я прикасаюсь лбом к стеклу.
— Врач не сказал, он не нашел что-нибудь... необычное, когдапроводил операцию?
— Нет.
— Я полагаю, это означает, что теперь ты человек?
— Похоже на то.
Я не могу дышать. Мне нужно выбраться отсюда. Я двигаюсь всторону двери, не оборачиваясь.
— Мне, вероятно, лучше уйти.
— Фрэнни, поговори со мной. — В его голосе звучит отчаяние,и это останавливает меня.
