окошком в другой мир, вне ее семьи, Центра и разработки цифрового носа.
В этот другой мир она попадала все реже: дел было невпроворот. Однако когда гениальный драматург прислал ей и Андрону, как он делал это и прежде, билеты на премьеру одной жутко концептуальной пьесы, на этот раз не своей, а одной чрезвычайно многообещающей авторши, Зоя, не раздумывая, приняла приглашение. Андрон был не в восторге, когда узнал, что ему предстоит снова посетить новомодное представление, но Зоя сумела его убедить, что не стоит забрасывать светскую жизнь.
На премьере, проходившей в одном из небольших театров в центре столицы, Зоя высмотрела бороду и очки Стасика, а также его мелькавшую то тут, то там черную шапочку с красным помпоном. Расцеловавшись с режиссером, она услышала его радостный вопрос:
– О, и вы тоже тут? Как здорово! Это ведь элитная премьера, только для «своих»!
Ничего не понимая, Зоя ответила:
– Но ведь ты сам прислал нам два приглашения?
Стасик, отчаянно маша кому-то знакомому, ответил:
– Нет, ты посмотри, как она себя перекроила у пластического хирурга, это просто ужас какой-то! А, что ты сказала? Нет, я ничего вам не посылала, ты что-то напутала. На премьеру своих пьес, как ты знаешь, я вас всегда зову, а зачем мне рассылать приглашения на премьеру чужих? Ведь самый важный драматург современной России – это, вне всякого сомнения, я!
Умереть от скромности гениальному драматургу явно не предстояло, и Зоя, которую он оставил одну, с распростертыми объятиями ринувшись к той, перекроенной пластическим хирургом, которую он только что поносил, с широченной улыбкой и дружескими поцелуйчиками, уставилась на его черную шапочку с реявшим над ней красным помпоном.
Ну да, записка, которая прилагалась к привезенной курьером посылке с приглашениями, была напечатана, а не написана от руки, однако составлена она была от имени и с типичными оборотами гениального драматурга.
Может, он послал и тотчас забыл? Но нет, ни склерозом, ни болезнью Альцгеймера Стасик не пах, будучи субъектом не только крайне эгоистичным, но и на редкость здоровым.
– На тебе лица нет, – отметил муж, улучив минутку: на приеме он был нарасхват, любой и каждый, узрев его импозантную фигуру, бросался к мэтру со своими невзгодами и хворями. – Что-то случилось?
Заверив Андрона, что все в полном порядке, хотя это было далеко не так, Зоя ринулась на поиски Стасика, чтобы еще раз выспросить у него, точно ли он не посылал им приглашения на сегодняшнюю премьеру или, может, посылал, но запамятовал?
Она уже видела его колыхавшийся где-то вдалеке красный помпон и, продираясь сквозь пеструю толпу в фойе театра, где шел фуршет, размышляла о том, что же это все значит, ведь если не гениальный драматург послал им приглашения, то кто же тогда?
И в этот момент почувствовала его.
Тот самый запах, который она впервые ощутила в квартире Арины, а также на месте двух других преступлений.
Запах смерти, точнее, человека, сеявшего смерть, что стало своего рода его манией и болезнью.
Этот запах смерти на сей раз был гораздо более интенсивный и, что ужаснее, свежий. Словно тот, кто испускал его, находился рядом, на этом самом приеме.
И Зоя, едва не потеряв сознание и вцепившись в ближайший столик, с трудом совладала со своими эмоциями, потому что поняла: так и есть, убийца находится рядом.
Он был на приеме.
Держась за столик, она пыталась рассмотреть людей, которые, как разноцветные стеклышки в калейдоскопе, кружились вокруг нее, складываясь в причудливые узоры. Она повернулась, осознавая, что эпицентр запаха находится за ней, где-то рядом.
Очень близко.
И поняла, что он прямо рядом с ней. До Зои донесся мягкий вкрадчивый голос:
– Вижу, вам не по себе. Могу ли я предложить вам бокал воды?
Благодарная тому, кто позаботился о ней, Зоя схватила бокал и жадно припала к нему губами. И едва не расплескала его содержимое, потому что, втянув воздух, поняла, что тот, чей запах она знала, а вот лица до сих пор еще не видела, только что держал этот бокал в руках.
Он его ей и подал.
Выронив бокал из рук, Зоя чуть повернула голову и заметила невысокого, плотного, неприметного человека средних лет в больших роговых очках, в смокинге и с алым шарфом на шее.
Не алым, а цвета свежей крови.
Ей показалось, что она эту не особо выразительную, несколько постную физиономию уже видела, но вот только где?
– Вам точно не по себе. Хотите, я подам вам еще воды? Может, вам присесть. Разрешите отвести вас вон к той банкетке…
Он прикоснулся к ней, намереваясь помочь, а Зоя, опьяненная его интенсивным запахом, запахом смерти, точнее, запахом навязчивой идеи убивать, прошептала, отшатываясь:
– Нет, нет, оставьте меня в покое! Это вы!
Мужчина с невыразительным лицом, усмехнувшись, взирал на нее сквозь стекла роговых очков – взгляд его водянистых, цвета грязного льда, глаз был безжалостен и неумолим.
– Да, это я, ведь кто еще это может быть? Я всегда я, в любой ситуации. А вот вы ли это вы? Своего рода: быть собой или не быть? Да, вот в чем вопрос, прямо как у Гамлета. Ну, того самого, который морочил голову бедняжке Офелии, а она бросилась из-за несчастной любви в пруд, где плавала среди крапивы, лютиков, купав и ногтей мертвеца. Не находите, «ногти мертвеца» – название более чем жутковатое? Но в оригинале у Шекспира так и сказано, а у меня имеется, позволю себе похвастаться, оригинал семнадцатого века: «dead men’s fingers». Если, конечно, Шекспир вообще существовал!
Он усмехнулся, и Зоя поняла: вот он, убийца Арины и всех прочих, обладатель запаха смерти, точнее, аромата убийства.
Приступ постепенно проходил, и Зоя, взирая на этого неприметного, но крайне опасного человека, на совести которого было множество жертв, не могла поверить, что его слова и само его присутствие на этом приеме, где они столкнулись, случайность.
Да это случайностью и не было.
– Так как вы думаете, Шекспир как личность существовал или нет? Хотя ведь мог быть какой-то тогдашний лондонский писака, владелец театра «Глобус», реально существовавший и даже оставивший завещание, но был ли он автором всех тех гениальных произведений, что приписывают ему? Или это кто-то, то ли граф Эдуард де Вер, то ли другой граф Уильям Стенли, то ли еще один граф Роджер Меннерс, то ли философ Фрэнсис Бэкон, кстати, если вы не знаете, осужденный за непомерное даже по
