категорично заявила, что им необходимо уехать сегодня.
Время тянулось медленно. Человек поглядывал то и дело на часы, пытался выйти из-за стола, но вся его решительность разбивалась о добродушие этих милых, доверчивых людей.
В половине одиннадцатого один из братьев пошел к матери. Он нашел ее уснувшей навсегда. Ее спокойное лицо словно говорило им: «Не печальтесь, я только и ждала этой минуты…»
Естественно, человек не мог покинуть этот дом сейчас же, он понимал, что ему надлежало разделить с этими людьми горе. Он отправился в ближайший городок за врачом, а утром он был с «невестой» в том же городишке, где их ждали хлопоты, связанные с этим трагическим событием. Нельзя сказать, что он не пытался объяснить женщине, что ему уже давно надо быть дома, что его собственная законная жена могла уже не раз умереть за это время от переживаний, ожидая его. Женщина разделяла его тревогу, сочувствовала ему, признавалась, что и она в полнейшем отчаянии, но не видела теперь другого выхода. Она просила его не уезжать, пока не похоронят мать. И человек умолкал, соглашался, хотя внутренне противился этому и ненавидел себя за малодушие. Но если бы он махнул рукой на все, что натворил, и помчался домой — нет, это невозможно, ему не приходилось бросать человека в беде, он не знает, как это сделать!..
Самое ужасное, что он не мог позвонить жене и объяснить, в какую историю попал. В этой округе все, в том числе и телефонистки, знали семью, где он принят как будущий зять. По той же причине он не мог дать телеграмму с тем необходимым набором слов, который бы не вызвал у его жены недоумения… Единственное, что он сообразил сделать в этой ситуации, — позвонить на работу и попросить о продлении этой фатальной командировки. Кровь пульсировала в висках, он подыскивал слова, но так и не мог объяснить причину продления командировки в этом городе М. Телефонистка не решилась ему подсказать, что у него умерла теща. Человек обреченно остался ждать. Женщина обещала, что они постараются уехать в тот же день. Это «постараются» вызывало в нем мрачные предчувствия.
И действительно, они не уехали после похорон. Снова хлопоты: понадобилось отвести по домам престарелых родственников. Какое-то благоразумие (которое, в сущности, преследовало его всю жизнь) внушало ему непоправимое покорство… Женщина оказывалась неизменно рядом с ним. Как раз в те самые минуты, когда он готов был собрать в себе остатки жалкой решительности, она смотрела на него с обезоруживающей мольбой, с благодарностью. Тяжело и безнадежно вздыхая, он примирялся (теперь уже в который раз!) со своею необыкновенной судьбой.
Он заснул поздно, мысли о жене мешались с мыслями о чужом и непостижимом для него доме. Спал тревожно в просторной спальне, которую отец приготовил для дочери. Проснулся в плохом настроении и почти с бунтарской решительностью уехать тайно, немедленно, он уже предусмотрительно подвинул в угол подоконника горшок с аспарагусом… В дверях появилась женщина, она взяла его за лацканы пиджака и почти шепотом попросила остаться… Человек вскипел, но так же шепотом спросил ее, что она хочет. Он сделал все, что ей пришло в ее взбалмошную голову. Женщина не спорила, она согласилась с тем, что он исполнил все ее просьбы, но пусть он не уезжает сейчас. Отец хочет поговорить с ним. «Только не сейчас, не сейчас!» — повторяла она шепотом. Человек высвободился из ее рук и назвал ее просьбу нахальной. Женщина снова согласилась с ним, но продолжала просить. Человек заколебался и решил дождаться разговора с отцом. Братья не оставляли его ни на минуту, тогда как сестра избегала своего жениха, хлопотала по дому. Братья с гордостью водили его по двору, по саду, который показался ему бескрайним.
А поздно ночью женщина осторожно, чтобы никто не слышал, вошла в спальню. Она подошла к человеку, лежащему в постели, и что-то стала шепотом объяснять. Он не понял, что она говорит, но чувствовал, как тревоги этих дней и все, что казалось абсурдным, невероятным, отступило куда-то далеко-далеко. Он отвечал на ее поцелуи сдержанной, почти мальчишеской лаской. Эти короткие минуты нетерпеливой любви заставили их забыть все радости, все предшествующие разочарования. Женщина восхищалась его мужеством, добротой, которая мешала ему оттолкнуть ее, может быть, в самую трудную пору ее запутанной и, как ей казалось, бесплодной жизни.
В эту ночь она рассказала ему все о себе, о своем затянувшемся одиночестве, о работе…
Наутро он проснулся с чувством гложущего стыда и с мыслями о предстоящей встрече с женой. День выдался серый, братья уже уехали в городок, расположенный неподалеку, где они работали на какой-то фабрике. Женщина уже приготовила отцу липовый чай, а ему сварила ужасный кофе. Неожиданно старик заговорил о предстоящей свадьбе. Человек вздрогнул, словно коснулся чего-то горячего, его уклончивые ответы не смущали старика. В таком серьезном деле, как свадьба, надо обо всем поразмыслить и день выбрать для всех удобный. Старик ограничился тем, что желал уточнить на сегодня, где будет свадьба — в городе или здесь. «В городе», — ответила дочь. По лицу старика нетрудно было определить, как он воспринял это решение и то, что на вопрос, заданный жениху, отвечала невеста.
Неизвестно откуда взялась храбрость, но человек бросил неодобрительный взгляд и заявил улыбающейся женщине, что сегодня он уезжает обязательно. Она не возражала и, так же улыбаясь, сказала, что и она уезжает с ним…
Отец крякнул и неопределенно пожал плечами. Человек провел ладонью по обросшей щеке и заметил, что необходимо побриться.
Они собирались торопливо. Бросив сумки на заднее сиденье, попрощавшись с обиженным отцом, человек с облегчением хлопнул дверью спасительных «Жигулей»…
Они долго ехали молча, и наконец женщина не выдержала, его беспокойство было так мучительно для нее, что она наивно предложила поехать вместе с ним к его жене — «она все поймет, она же женщина…».
Человек решительно поднял руку, не согласился на такую нелепость. Он предпочитал сам объяснить жене эту фантастическую историю. Наступившее молчание снова нарушила женщина. Глядя через стекло на дорогу, ведущую к концу ее горького счастья, она неожиданно заговорила о том, как любила его в эту, уже прошлую, ночь. Человек недоверчиво улыбнулся, она продолжала рассказывать ему, как на исповеди, о чувстве, которое испытывает к нему. «Если ты позовешь меня, я приду…» — говорила она, глядя на летящую навстречу дорогу. Человек коснулся рукой ее колена, обтянутого джинсами, оба светло, спокойно посмотрели друг на друга. Преодолевая невероятную боль, человек ответил, что, будь он неженатым, непременно бы женился на такой женщине, как
