Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 80
Не скандалил и не привлекал внимания. Гриша подумал, что, вероятно, работа в Государственной Думе, наконец, привела его в чувство и заставила стать серьезней. Хотя по скандальным выходкам некоторых думских депутатов можно было заключить, что если такое и произошло, то скорее было приятным исключением. В любом случае, Григорий решил, что, пока его бывший соперник не лезет на рожон, он будет наслаждаться юбилеем и никто ему его не испортит. Но если только граф начнет его снова задирать, он тут же вызовет его на дуэль, хоть в двадцатом веке это уже и считалось моветоном.
Закретский действительно был паинькой на приеме, но совершенно не из-за думских обязанностей. На него накатила волна каких-то странных чувств. За соседним столом сидели Митя с Глашей. Он давно ее не видел, а она, как назло, с каждым годом становилась только краше. Неизведанная ранее тоска овладела им. Пожалуй, что-то подобное он испытывал, когда потерял мать. Матушка его была светлым человеком и любила Севу беззаветно. Ему казалось, что больше никто и никогда так его не любил. Как бы он хотел, чтобы Глафира почувствовала к нему что-то похожее. За это он бы отдал все.
X
На юбилее торгового дома Елисеевых Митя чувствовал себя частью большой семьи вопреки тому, что был отлучен от нее за свою женитьбу на Глафире. Он сумел снова сблизиться с Григорием. После смерти Марии Степановны Гриша отчасти заменил ее, проявляя заботу о троюродном племяннике в меру своего представления об этом. Степан Петрович и Варвара Сергеевна, которую он боготворил еще с детства, тоже присутствовали на празднике и были настроены вполне радушно. Отсутствием близких Гришиных родственников на главном для его дела празднике Митя не был удивлен. Он знал причину, как и все остальные приглашенные. Об этом пестрела вся бульварная пресса и шептались светские салоны.
Когда после обеда Митя выбрал момент и подошел к Грише поздравить его, тот был тронут искренними словами и умением племянника прощать людей, забывая обиды. Только теперь Елисеев осознал, как несправедлив был к молодому человеку, требуя расставания с любимой женщиной.
– Митя, я все хочу тебе признаться, как я был неправ тогда… Я сам не понимал, как бесчеловечны наши претензии. Не знаю, простишь ли ты меня когда-нибудь…
– Ну что ты, Гриша! Я все понимаю. Тогда ты верил, что это правильно. Я знаю, что ты настаивал на нашем расставании, потому что беспокоился за меня. Хотел мне, как тебе казалось, лучшей доли.
Это было не совсем так. Вернее, забота о племяннике была не единственной причиной. Конечно, Григорий и за Митю волновался, однако больше он переживал за репутацию семьи, фирмы и свою собственную. Осознавая свое несовершенство и превалировавший в своих чувствах эгоизм, Гриша залился краской.
– Теперь я сам в подобной ситуации… и, откровенно говоря, тоже готов пожертвовать всем!
– Все уладится! Нужно только набраться терпения…
Пока Митя успокаивал Григория с его запоздалым покаянием, Глаша сидела одна, регулярно отказывая мужчинам, пытающимся пригласить ее на танец. Делала она это не только потому, что не хотела провоцировать Митину ревность. Он вспыхивал, как спичка, даже от любого неаккуратного взгляда. Основной причиной ее отказов были внутренние комплексы. Глафира была уверена, что танцует отвратительно и стоит ей принять приглашение, она тут же забудет движения и непременно оконфузится. Да что уж, она в принципе считала себя недостойной такого высокого общества.
Один из несостоявшихся партнеров по танцу отказом Глафиры был задет не на шутку. Это был довольно высокопоставленный военный чин, полковник Граневский, непривыкший быть отвергнутым. По случайному совпадению он оказался еще и приятелем Закретского. Вернувшись за стол, обиженный мужчина не мог не съязвить графу на ухо.
– Удивительно, как некоторые, едва выбравшись из домов терпимости, вдруг воображают себя неприступными королевами. Хотя супругу госпожи Елисеевой, вероятно, повезло. Она ведь должна знать все трюки, как ублажать мужчину, и должно быть лишена стыда, в отличие от порядочных дам. А иначе, зачем бы он на ней женился?
Закретский вдруг почувствовал себя оскорбленным. Словно эти колкости имели к нему непосредственное отношение. Он отставил бокал и холодно заявил приятелю.
– Немедленно извинись!
– Да ты что? Из-за кого? – не мог поверить своим ушам полковник.
– Ты, верно, забыл, что Митя был моим партнером, а Глафира – его супруга! Я не позволю неуважительно отзываться об их семье! Или ты сейчас извиняешься, или я потребую сатисфакции! – граф был бледен и настроен серьезно.
– Да полно тебе! Я извиняюсь, если тебе так угодно! Но признаюсь, я обескуражен твоим негодованием. С чего вдруг такой пыл?
Закретский встал, поклонился и вышел из-за стола. Он не собирался больше продолжать разговор. Кроме того, он и сам был предельно удивлен своей реакции. Впервые почти за пятьдесят лет своей жизни он готов был отстаивать честь дамы на дуэли. Граф был заядлым дуэлянтом, но обычно за насмешки, оскорбления и острый язык требовали сатисфакции от него. Глафира, даже не будучи с ним рядом, каким-то образом влияла на него.
Тем не менее, трудно кардинально изменить человека, когда у него на носу полувековой юбилей. Когда под утро гости стали расходиться, изрядно набравшийся Закретский решил все-таки уколоть Елисеева, которого он по-прежнему недолюбливал, хоть теперь и не так яро.
– Григорий Григорьевич, а где же ваша супруга? – довольно громко и ехидно поинтересовался он.
К счастью, его пьяный голос утонул в общем гуле и не долетел до юбиляра. Однако его прекрасно расслышал Голицын. Князь обнял графа и, забасив что-то, перекрывая его выкрики, вывел на улицу. В очередной раз Закретскому не удалось испортить Григорию праздник.
XI
Следующий год, начавшийся радостным событием – свадьбой Феликса Юсупова и великой княжны Ирины Романовой, вскоре обернулся отправной точкой краха существующего мира. Однако ни молодожены, ни зеваки, собравшиеся поглазеть на изысканную церемонию, не догадывались об этом. Кто же знал тогда, что это станет последним довоенным праздником в императорской семье. Ирина, как настоящая принцесса, вместе с родителями приехала на венчание в часовню Аничкова дворца в экипаже, запряженном четверкой лошадей. А вот путь жениха оказался более тернистым. По дороге на главное событие своей жизни он застрял в лифте. Вызволять его пришлось всей императорской семье во главе с государем.
Все газеты пестрели фотографиями с этой свадьбы. Мариэтта и Вера, закончив заниматься французским, жадно их рассматривали. Особенно наряд невесты – платье из атласа, расшитое серебром, с длинным шлейфом, диадему из горного хрусталя с бриллиантами, кружевную вуаль, принадлежавшую когда-то королеве Марии-Антуанетте.
– Какая же она красивая! – восхитилась Вера.
– Слишком глаза далеко посажены, – заявила Мариэтта
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 80
