– Возьмем ее под стражу, – с трудом заставив себя произнести эти слова, ответил преподобный Картер. – Возьмем под стражу и будем судить по закону, как подобает разумным, добропорядочным чадам Божиим. Судьбу ее решать не человеку, а Господу.
По губам Уоллеса зазмеилась улыбка, и преподобный понял, что сыграл ему на руку.
– Ну вот, наконец-то хоть что-то разумное, – подытожил Уоллес. – Тогда я сию же минуту отправляюсь в Хартфорд.
Не дожидаясь ответа, он двинулся прочь со двора.
«О Господи милосердный», – подумал преподобный Картер, сообразив, что сам же пригласил в Саттон волков. Но не успел он хоть что-нибудь крикнуть Уоллесу вслед, остановить его, как за спиной громко ахнули. Обернувшись, преподобный увидел жену, Сару, сжимающую в объятиях дочь. Бледная, точно смерть, Марта прикрыла глаза, обмякла, не в силах устоять на ногах.
– Что с ней? – встревожился преподобный Картер.
– Не понимаю, муж мой! Упала ни с того ни с сего…
Преподобный помог жене уложить Марту на крыльцо. Ресницы дочери затрепетали, глаза приоткрылись и вдруг распахнулись во всю ширину. Устремленный в лицо преподобного, взгляд Марты исполнился ужаса.
– Что с тобой, дитя мое? Что тебя так напугало?
Марта крепко схватила преподобного за руку.
– Получается, меня сам Дьявол коснулся?
Толпа разом умолкла, придвинулась ближе, жадно прислушиваясь к разговору.
– Нет, дитя мое. Конечно же, нет.
– Но она же… Абита… она же руки на меня возлагала. Стояла у моей кровати, отец, и вы с матерью ее видели, видели! Что она со мной сделала?
– Ничего нечестивого. Только старое, проверенное снадобье тебе принесла. Осквернить тебя мы с матерью не позволили бы ни за что. А теперь помолчи. Продолжим разговор позже.
Оглядев настороженные лица собравшихся, преподобный Картер в отчаянии взглянул на шерифа.
Шериф Питкин, повернувшись лицом к толпе, звучно стукнул о ступени крыльца древком пики.
– Слушайте все! Заверяю вас, Абита сегодня же будет взята под стражу. От ответа ей не уйти. Но знайте и запомните хорошенько: беспорядка я не спущу никому. А теперь расходитесь… праздность и сплетни Господу не угодны.
Саттонцы, перешептываясь, с подозрением косясь в сторону четы Картеров, двинулись к воротам. Преподобный Картер с горечью на сердце смотрел им вслед.
– Сэмюэл, ступай, запрягай повозку, – распорядился шериф. – Я – за Моисеем. Встречаемся у конюшен. Мы вскоре будем.
Сэмюэл, сорвавшись с места, помчался выполнять приказ.
Шериф Питкин взглянул в глаза преподобного.
– Надо бы взять Абиту под стражу, пока кто-нибудь из этого дурачья не решил взять дело в свои руки.
– Согласен.
Шериф быстрым шагом двинулся прочь.
– Я опасаюсь худшего, – сказала Сара.
Снова представил себе явление в Саттон судьи Уотсона со стражей, преподобный Картер накрыл ладонью руку жены.
– Я тоже.
Опираясь на метлу, словно на костыль, морщась от ноющей боли в колене, Абита с трудом одолела ступени крыльца. С тех пор, как Уоллес швырнул ее об изгородь, ступить на правую ногу она не могла и всерьез опасалась перелома. За собой она волокла тюк одеял и, доковыляв до повозки, забросила поклажу внутрь, поверх кое-какой кухонной утвари, мушкета, одежды, лопаты, вил да граблей и груды прочих пожитков.
Обеих коз Абита привязала к повозке сзади, но кур пришлось выпустить на волю: переловить их с такой-то ногой даже мечтать не стоило. Окинув взглядом хозяйство в попытках вспомнить, не забыла ли еще чего-либо ценного, она уже в двадцатый, наверное, раз полезла в карман передника, проверить, на месте ли ожерелье из волосяных колечек, и крепко сжала его в кулаке. Сейчас ей как никогда нужно было почувствовать, что мать хоть в каком-то смысле здесь, рядом.
– Ну что ж, Уоллес, ты победил, – безучастно, ровно проговорила она. – Сколько пролито пота, крови и слез… и все напрасно.
Сидевший на крыльце кот с тоской глядел на нее единственным глазом.
– Идем, Бука. Пора нам в путь. Еще немного, и за мной явятся, это уж будь уверен.
Может, все же отправиться в деревню, выступить против Уоллеса? Мысль эта приходила в голову уже не впервые, однако Абита прекрасно знала: надеяться не на что, пусть даже преподобный с шерифом встанут на ее сторону. Колдовство, сотворенное на глазах трех свидетелей, готовых поклясться в том именем Господа… нет, тут уж ее ничто не спасет, тем более – среди пуритан.
«И зачем было пчел звать на помощь? – в сотый раз подумалось ей. – Глупость же несусветная!»
Однако ответ был ясен: иначе Уоллес прикончил бы Абиту на месте. Кроме гибели, взгляд его не сулил ничего.
«Проклятье, отчего я не послушала Самсона и не убила этого подлеца? Отчего?»
Абита обвела пристальным взглядом опушку леса.
«Где ты, Самсон? Куда же ты мог подеваться?»
– Идем, Бука, – сказала она, дохромав до крыльца.
Бука, мяукнув, подошел к ней, потерся о ее руку, выгнул кривую спину. Помнится, отняв рыжего у своры собак, Абита решила, что хребет его сломан и бедный кот уже не жилец… однако жизнь Буке спасло вовсе не волшебство: заботы и ласки оказалось вполне довольно.
Подхватив кота на руки, Абита прижала его к груди, уткнулась носом в мягкую шерстку. Кот замурлыкал, лизнул ее в щеку, и от простой, бесхитростной ласки, любви изувеченного зверька, на сердце стало теплее. Вспомнив, что других утешений в жизни ее не осталось, Абита еще крепче прижала Буку к себе, и…
Из-за холма донесся приближающийся цокот копыт нескольких лошадей и стук тележных колес.
– Гвозди Господни, – прорычала Абита, опустив наземь кота, и поспешно захромала к повозке.
Вытащив из повозки мушкет с несколькими патронами, она проверила затравку на полке. Бежать было поздно. Оставалось одно: прислониться к опоре навеса над крыльцом и ждать. Ах, дьявол, если б за нею явился сам Уоллес! Пристрелить его, скота подлого, а там и умереть не жаль…
Вскоре на гребне холма показался шериф Питкин. Остановившись, не сводя глаз с Абиты, он подождал, пока его не нагонит повозка с парой уполномоченных, вооруженных шпагами и мушкетами.
Вынув из-за пояса пистолет и абордажную саблю, шериф Питкин отдал оружие одному из помощников, двинулся вниз, к дому, остановился шагах в шестидесяти от крыльца.
– Абита, я здесь, чтобы взять тебя под стражу по обвинению в ведовстве. Очень тебя прошу: давай без стрельбы обойдемся. Решим дело миром.
– Нет.
