так быстро, Трусиха!
— Чего тебе? — бросаю на ходу.
Меньше всего сейчас хочется слушать её едкие замечания, так что я ускоряю шаг, надеясь отделаться от этой несносной девицы.
— Для тебя работа есть.
— Знаю, я как раз иду к Рагне…
— Я уже от неё. Хочешь узнать, что за работу нужно сделать?
Замедлив шаг, всё-таки останавливаюсь. Не исключено, что Тина снова затеяла какую-то свою игру, цель которой — в очередной раз меня унизить.
И всё-таки я решаю выслушать её. С некоторых пор слова не способны причинить мне больше боли, чем я уже отхватила.
— Говори…
— Магнус велел сходить за ручей, набрать цветов старухе…
— Он сказал, чтобы я пошла? — переспрашиваю на всякий случай, ведь может статься, что Тина просто решила скинуть на меня свою работу. — Точно?
— Не ты, а мы… — поправляет Тина, наморщив аккуратный носик. — Думаешь, мне хочется тащиться на другой конец острова с тобой? Но места там опасные — цветы растут вдоль обрыва. Вот Магнус и решил не отпускать тебя одну. Хотя, как по мне, ты не стоишь таких хлопот.
Она поворачивается спиной и с грацией настоящей королевы устремляется в лес. Вздохнув, я плетусь вслед за ней. Всё-таки сбор цветов лучше, чем ничего, а компанию Тины можно считать испытанием на прочность.
И вот теперь мы с Тиной долго идём вдоль обрыва, всё дальше отдаляясь от Дома. Тропинка петляет, словно ленточка из волос Ирви, пущенная по ветру.
Наконец, выходим к опушке леса, где у самого обрыва, растут те же цветы-шишки, которые старая Рагна использовала в ритуале со мной. Засохшими кровавыми брызгами цветы темнеют среди пожухлой травы.
— Ну и чего встала, Трусиха? Принимайся за работу… Я тебе не нянька.
Тина наклоняется и начинает проворно обрывать цветы, складывая в мешок — его она оказывается принесла с собой.
— Послушай… — прошу мягко. — Я понимаю, что ты на Либерти довольно давно, но нельзя ли быть поприветливее?
Тина резко выпрямляется и, бросив несколько цветов в мешок, подходит ко мне.
— А теперь послушай ты… — она с силой дёргает меня за рукав. — С тех пор, как ты объявилась, всё пошло кувырком. И не надо ля-ля, что ты ни при чём.
— Но я и правда…
— Нет, не оправдывайся! За тебя это уже сделала чуть ли не половина острова. Ах, не наказывайте Кару, она такая молодчина, — передразнивает Тина голосок Анисы. — Ой, Кара отличный друг, она мне книжку принесла! — теперь слова вылетают из её рта, словно пулемётная очередь, пародируя Крэма.
Эта девушка невзлюбила меня с самого начала, ещё до нашего знакомства. Я прекрасно помню её грубый выпад там, на подходе к Арке.
По какой-то причине я не пришлась ей по душе, но моё терпение не безгранично. Сколько можно терпеть её нападки и колкости? Решаю выяснить всё здесь и сейчас.
— За что ты меня так ненавидишь? — спрашиваю тихо.
— А думаешь, не за что? Думаешь, ты вся такая идеальная и непогрешимая?
Тина наступает на меня, и я вынуждена отступить — делаю несколько шагов назад, пятясь.
— Я никогда не считала себя…
— Ну конечно считала, — она подходит ещё ближе, в её глазах полыхает ненависть. — До тебя у нас всё было прекрасно… Твоё появление было ошибкой, Трусиха. И пора её исправить…
Неожиданно Тина толкает меня в грудь, да так сильно, что я, оступившись, с криком лечу вниз с обрыва.
Едва успеваю ухватиться за покрытую мокрой землёй ветку. Держусь из последних сил, но пальцы то и дело соскальзывают.
Пытаюсь взобраться по ветке, но она угрожающе трещит… Зацепиться ногами за отвесный обрыв тоже не выходит, хотя я продолжаю искать на ощупь какой-нибудь уступ, камень или ещё одну ветку. Но ступни лишь увязают в глине и тоже соскальзывают…
— Тина, помоги мне! — шепчу, давясь воздухом.
Наконец-то я вижу её: остановившись на самом краю, она опасливо заглядывает в пропасть.
— Ты ещё здесь?
— Помоги… Руки… Я сейчас упаду.
— Именно! — ликует Тина.
— Ты чего?..
— Тебе пора покинуть остров!
— Нет… Прошу… — из последних сил я цепляюсь за кривую ветку. — Позови скорее кого-нибудь… Дин… — хриплю еле-еле.
Тина вдруг наклоняется, присев на колени. И во мне всё-таки зарождается надежда: вот сейчас она протянет руку и вытащит меня. И её пальцы и правда тянутся ко мне.
— Спасибо… — шепчу я одними губами.
— Ты так ничего и не поняла, да?
Вместо того, чтобы подать руку, она дёргает за шнурок у меня на шее, срывая мой оберег.
Медленно поднявшись, Тина отряхивает пыль с коленок, затем заносит ногу и опускает на мою ладонь… Мне чудится хруст, и я вскрикиваю от боли, а на глазах наворачиваются слёзы.
— Чтоб ты знала. Ты больше не нужна Дину. Не нужна Магнусу. И Либерти ты тоже больше не нужна!
Словно в замедленной съёмке я вижу, как другая нога Тины опускается на вторую руку. Боль такая, что я по инерции разжимаю пальцы, стоит Тине чуть ослабить силу.
— Не-ет!
Кубарем лечу вниз. Из глаз посыпались искры, а дыхание перехватило. И когда мне всё-таки удаётся вдохнуть, я со всего маху вхожу в ледяную воду.
38 глава/В заточении. Сон и реальность
Судорожно дышу, будто снова наглоталась ледяной воды. Это сон. Всего лишь сон… Всё уже давно случилось, и пора бы успокоиться.
Но сердце продолжает неистово биться — ещё несколько ударов и пробьёт грудную клетку.
Такие сны — не редкость, они прорастают внутри, чтобы распуститься, когда я закрою глаза.
Сегодня в камере особенно холодно. С тоской думаю о солнечном свете, который остался в прошлой жизни… Вспоминаю, как мы с Крэмом гуляли недалеко от статуи Либерти или носились среди васильков.
Безмятежное небо раскинулось тончайшим синим шёлком, а янтарное солнце нежно укрывало нас тёплыми лучами. Почему-то именно это воспоминание кажется наиболее ярким и живым.
Хотя иногда в память бесцеремонно вторгается Дин — и вот мы уже на фестивале, он крепко обнимает меня, прижимая к себе, улыбается, гладит по щеке, а потом… как я ни стараюсь воссоздать наш первый поцелуй, ничего не выходит.
В одно мгновенье Дин растворяется в воздухе, а его место занимает Тина. В её взгляде столько ненависти, что хватило бы на целый город. Она наклоняется и шепчет зло:
— Ты нам не нужна…
Толчок.
И я кубарем лечу вниз, беспомощно размахивая руками. Жаль, я не чайка Ливингстон из потрёпанной книжки Крэма, а значит, мне не дано взлететь.
Удар.
Боль.
Затем — обжигающий холод, и я проваливаюсь в водяную пучину. Дышать нечем,