Книга Кого не взяли на небо - Клим Мглин

— Грустная история, — буркнул Монакура, — Однако же причём тут первый день Апокалипсиса?

— Это и был первый день его Апокалипсиса, тупица, — икнула Соткен, — Его личного Апокалипсиса. Помоги мне сержант.

Они взяли лива за руки за ноги и аккуратно подняли.

— От караула все свободны, — заявила сержанту предводительница, — Я сама вас постерегу. Выспитесь, мои хорошие, а завтра мы поедем к заливу, и будут вам и волны синие, и ветерок морской, солёный, и чудный кораблик, и круиз обещанный.

И они с Соткен выволокли прочь храпящего лива.

Через сотню ударов сердца с вершины круглого донжона, сложенного из красного кирпича, раздался заунывный волчий вой.

Глава десятая. Пересекая Стикс

Поднимая вихри пыли, «Ньяла» неслась по разбитой трассе, прорезавшей широкие поля  прибрежной полосы. Наступило раннее лето и лужайки странной фиолетовой поросли проявились на жухлом ковре прошлогодней травы, словно трупные пятна на теле мертвеца. Низкие волны с белыми гребнями пены жадно набрасывались на серую гальку заброшенного пляжа, стремясь поглотить сушу. Ветер трепал голые кустарники, торчащие из земли, будто группы нищих попрошаек. На горизонте холодные воды залива сливались с беспросветным свинцовым небом, брызгающим каплями мелкого дождя. Гигантская чёрная птица парила над дорогой, широко раскинув крылья. Глухой клёкот дополнял низкое рычание шестицилиндрового  двигателя автомобиля, подобно тоскливым вскрикам вокала, разбавляющим монотонное жужжание гитары, что доносились из распахнутых окон броневика.

Острая, утончённая безысходность наполняла салон Ньялы. Безнадёжность, возведённая в абсолют колдовским женским голосом.

— Чем-то напоминает ту музыку, что мы слушали вчера, — заметила Йоля, наслаждаясь атмосферным страданием, — Тот альбом, где в самом начале скрипит верёвка повешенного.

— Вчера мы слушали немецкий ортодоксальный блэк; Лунар Аврора — недооцененные столпы жанра, — ответил Монакура, — И, между прочим, я воспринимаю то самое интро, как скрип канатов прекрасного парусника, на котором мы вскоре отправимся в морской вояж. А то, что мы слушаем сегодня: вообще нихуя не мéтал — это очередной польский авангард.

— Забавная предъява, — вскинулся Скаидрис, — Тащемта всё, что я вам ставлю, есть мéтал.

— Не в этот раз, щенок, — прищурился Монакура.

— А может ты просто тугой на ухо старикан, и, чтобы распознать истинный мéтал, тебе необходимо послушать пластинку два раза?

— А может я просто дам тебе в лоб, а твой никчёмный сидюк заменю на свой?

Огромная лапа сержанта потрясла в воздухе перламутровым кругляшом.

— Грубо сержант, — поморщилась Соткен, — Польский рок изрядно навевает. И, звучащие сейчас Обскуре Сфинкс, несомненно, играют истинный мéтал. Ты в курсе, что они частенько выступали на разогреве у Бегемот?

— Бегемот — просто смрад, — сморщился Монакура, — В Польше достаточно действительно великих групп; Бегемот им в подмётки не годится.

— Тут я согласен с сержантом, — возразил лив, — Творчество Бегемот — унылое, вымученное говно.

Соткен лишь тряхнула косами, сложенными в два загнутых за спину рога и молча уставилась в окно, не в силах спорить с двумя упёртыми ослами.

Голос «Велебны» Фрас взвился, словно та самая верёвка, которую недавно помянула Йоля. На правом глазу предводительницы выступили слёзы; левый оставался сухой.

— Ладно,— сказал Скаидрис, жамкая по кнопке, — Давай, чё там у тебя?

— Мéтал,— ехидно ответил Монакура, протягивая сиди-диск, — Настоящий польский мéтал.

Трасса круто повернула, устремившись прочь от прибрежной полосы, и «Ньяла» въехала на территорию небольшого прибрежного поселения, покинутого, как и большинство мест, где раньше селились люди. Лозы усохшего дикого винограда и вялые побеги плюща оплели дома; брошенные жилища походили на норы гигантских пауков. Ржавые остовы машин, следы взрывов и пожарищ, необъятные кучи непонятного мусора: обычная картина для большинства мертвых городов и сёл; вполне привычный пейзаж для глаз любого выжившего.

Локоть сержанта ткнул лива в ребро: сержант скосил глаза в сторону предводительницы: госпожа лейтенант чувственно втыкала в монотонное полотно отборного блэка, изящно покачивая лохматой головой в такт завораживающим гитарным тремоло.

— Я в восхищении, мы в восхищении, королева в восхищении, — осклабился лив.

Йоля вынырнула из колдовского омута и улыбнулась, глядя на всех:

— Какая прекрасная музыка! И мне она знакома: я же говорила Синухе, сыну сикаморы и великому музыканту, что он получит новую жизнь, а его произведения — свежее звучание!

Она отобрала у сержанта пластиковую коробку и долго всматривалась в лица двух музыкантов, скрытые под чёрными непроницаемыми масками.

Лив и сержант недоумевающе переглянулись.

— Мглою кроет, — согласилась Соткен; голос женщины утверждал — она с теми, кто в восхищении.

— Мы почти на месте! — раздался девичий голос с водительского сидения: Аглая Бездна восхищалась не меньше всех, однако ей доставляла не музыка, но рулевое колесо великолепной Ньялы.

Внедорожник сделал  ещё один поворот: впереди снова показалась темная полоса залива. Мглою крыло и небо: суровая буря надвигалась на бухту с причалом, где покачивался на волнах одинокий корабль. Путь на пристань преграждала баррикада — бастион, сложенный из ржавых автомобилей, куч металлолома и строительного мусора. Над сетчатыми воротами, укреплёнными стальными листами, развивалась какая-то тряпка.

Рельефные протекторы взвизгнули, «Ньяла» остановилась, бронированные дверцы хлопнули. Бойцы «Волчьего Сквада» выбрались наружу.

— Обещанный кораблик! — Аглая повернулась к Йоле; взгляд чёрных глаз потеплел.

— Мне он представлялся несколько иным, — пробормотал бывший барабанщик и поднёс к глазам бинокль.

— Флаг Греции, — озвучил он увиденное и удивлённо почесал макушку.

— А это что? — палец Соткен указал на спаренные стволы, торчащие над воротами, — Тут явно не рады непрошенным гостям.

— Корабельная пулемётная установка, — ответил сержант, опуская бинокль, — Способна завалить боевой истребитель.

Оптика оказалась в руках Бездны:

— Вы только гляньте, какие забавные карапузы! — рассмеялась девушка, разглядывая маленьких человечков, шныряющих возле пулемёта, — Они похожи словно гномы: первый, второй, третий...

Йоля отобрала бинокль:

— Охрана причала, — сказала предводительница, бросив взгляд сквозь стёкла прибора, — Шакалы капитана.

— Но почему они так похожи на Карлсона, человечка с пропеллером? — спросила Аглая.

— Их мать была плодовитой шведской потаскухой, — ответила Йоля, — Её звали Лильон Ведро, и эти четверо близнецов — её предсмертный плевок в лицо современного мира. Эти братья — совершенные чудовища: убийцы, насильники и извращенцы.

— Я вижу только троих, —