но уже километра два пешком. Толпы народу, известные актеры, поэты проходят с цветами через служебный вход. Капитан милиции – вытирающий слезы! Вот что значит всенародный траур. А власть его полностью игнорировала, ей было абсолютно не важно, что народ любит, что нет. Вызывающей демонстрацией этого безразличия было то, что чуть ли не все газеты, телевидение, радио передавали десятки материалов, посвященных французскому певцу Джо Дассену, умершему в эти же дни. А о любимце миллионов советских людей – ни слова.
Через несколько дней после этих событий я случайно встретился со своим знакомым по работе на телевидении. Он был крупным специалистом по всей трансляционной технике, поэтому его привлекли к ее обслуживанию на стадионе в Лужниках. Он рассказал:
– Я сидел в аппаратной. Мне позвонили и сказали, что умер Высоцкий. Я был настолько потрясен, что мне захотелось схватить микрофон, я как раз стоял около него, и прокричать на весь стадион: «Люди, умер великий бард! Прервем соревнования, встанем все на минуту молчания». И это было бы прекрасно – хоть на минуту прервать Олимпиаду, чтобы показать всему руководству страны, а оно в ложе сидело, что значит народная любовь. Желание было настолько сильным, что я вышел из аппаратной. Испугался и вышел. Да, испугался.
Я думаю, здорово было бы, если бы мой знакомый не испугался. Но что было, то было. Вот в такое время я и писал свою первую монографию. Интересна и поучительна для характеристики времени история этой книги – «Нравственный мир советского человека. Опыт социологического анализа нравственных проблем современника».
Смею предположить, что это была одна из первых научных работ, в которой духовный мир современника анализировался не на уровне сугубо теоретических постулатов, цитат из классиков марксизма-ленинизма и собственных представлений, а на основе репрезентативных (достоверных) социологических исследований.
Позволю в связи с этим процитировать один абзац из Вступления в книге: «Нас не могут удовлетворить основанные только на опыте личного наблюдения выводы и положения о том, какие черты характера современного человека наиболее распространены, что типично для моральных норм советских людей, какие ценности являются для них важнейшими, как относятся люди к тем или иным нравственным коллизиям. На обывательское сетование, что “не та молодежь пошла”, мы должны иметь точный ответ: какова же современная молодежь, какова степень ее моральности, в чем специфичность ее восприятия и освоения мира».
Далее написал о том, что я в течение 12 лет проводил социологические исследования по проблемам морали, участвовал в подобных работах, которые осуществляли другие исследователи, на основе чего и делается попытка осмыслить проблему, ответить на поставленные вопросы. Книга вышла тиражом 200 тысяч. Немыслимым по нынешним меркам и вполне обыденным для советского времени. Причем вначале было выпущено 100 тысяч экземпляров, их раскупили – и допечатали еще 100 тысяч. И что еще характерно для этого времени. Приходит ко мне мой друг – доктор Шток и приносит газету «Советская культура». Там целый подвал, посвященный моей книге, и главное – написанный каким-то деятелем культуры из Владивостока! А через некоторое время я попал в Ригу и там в книжном магазине купил последний экземпляр ее. Вот так, от края до края огромной страны распространялись книги! И было население нашей страны самым читающим в мире. А сейчас? Лучше об этом не говорить…
Позднее я написал достаточно много научных и научно-популярных книг, брошюр, статей. Некоторыми из них, не скрою, до сих пор горжусь. Прежде всего – монографией «Социология нравственного развития личности», в которой, как сказано в ряде философских и социологических энциклопедий, были заложены основы современной теории социологии морали, «Российская ментальность и исторические пути Отечества» (отрывки из нее я даю в Приложении к Запискам), «Административная этика» (в соавторстве). Горжусь и первым и, по-моему, до сих пор единственным учебником по проблемам нравственности государственных служащих «Гражданская служба: нравственные основы, профессиональная этика». Интересна жизнь некоторых из этих книг. Так, «Российская ментальность…» за рубежом целиком не переиздавалась, но некоторые главы ее были переведены и печатались в Китае, Англии, Польше.
В течение длительного времени я читал для магистров академии курс лекций «Нравственные основы государственной службы». Как и для всякого другого учебного курса, для слушателей важно было иметь соответствующий учебник. Он и был издан в 2006 году, но, так как спрос на него был велик, после этого восемь раз (!) его допечатывали. Но вот произошло «историческое» объединение нашей академии с Академией народного хозяйства, по сути, ее ликвидация (я об этом ниже подробнее расскажу). И новое руководство, ничтоже сумняшеся, запретило использовать в учебном процессе все учебники и книги бывшей Академии государственной службы при Президенте РФ! Говорят, их даже жгли во дворе академии. Но курс «Нравственные основы государственной службы», так как он пользовался большим спросом, в учебном плане остался. А учебника нет, о чем я с печалью в голосе говорил перед новым потоком магистров. И вот прихожу как-то на занятие и вижу, что перед каждым слушателем этот учебник лежит. Правда, он как-то странно выглядит: обложка мягкая (а была твердая), и на задней обложке мой портрет с кратким описанием моих заслуг в науке и надпись в рамочке «С благодарностью от студентов группы МВ-121». Оказывается, предприимчивые и умелые студенты скачали из интернета текст учебника и сами издали его в несколько десятков экземпляров. С тех пор эта книга таким образом «издавалась» еще пять-шесть раз. Правда, с разными моими портретами и текстом. Сейчас это очень ценный и трогательный раздел моей домашней библиотеки.
Естественно, что моя научная деятельность не могла не закончиться защитой докторской диссертации. Я в силу своей загруженности в самых разных сферах жизни академии и вне ее, своей любви к некоему сибаритству, а также, если сказать честно, просто своего страха перед грозной защитой все откладывал работу над диссертацией. И тут помог случай.
В первый раз (и как после выяснилось, и в последний) Академии общественных наук при ЦК КПСС было разрешено открыть докторантуру. Что это означало на деле? Отбирались преподаватели, имеющие уже достаточное количество научных публикаций, освобождались на два года от работы с сохранением зарплаты, и они писали докторскую диссертацию. Всего было отобрано в первую (и последнюю!) докторантуру академии четыре человека. И начали мы писать свои работы. Вскоре я убедился, что писать дома сложно, несмотря на все удобства. Очень много всего отвлекает: жена, дочь, телевизор, холодильник, телефонные звонки, двор… Пришел я в академию к всесильному Д. Квоку: «Дмитрий Григорьевич! Не могли бы мне дать комнату в общежитии, а то дома трудно работать?» Дал, конечно. И поселился я в общежитии.
