академии народу набилось столько, что пришлось провести в фойе трансляцию встречи-концерта. Выступали, пели (Высоцкий!), отвечали на вопросы. Полный триумф. А затем мне передали, как защищался перед высшим начальством из ЦК наш ректор М. Иовчук из-за моего безрассудного по тем временам поступка. Надо отдать ему должное, он ни слова упрека мне не высказал. Всё взял на себя. Другое дело, как он отчитал меня по совсем другому организованному профкомом, казалось бы, совсем безобидному вечеру.
Я позвонил своему хорошему знакомому, художественному руководителю цыганского театра «Ромэн» Николаю Сличенко и пригласил устроить у нас концерт артистов театра. Он организовал великолепные выступления. Я, конечно, сидел на концерте, смотрел, но потом решил не дожидаться его конца и поехал домой. А зря. Утром прихожу на работу, и первое, что бросается в глаза, – в академии в аудиториях и просто в коридоре на подоконниках сидят цыгане, поют под гитару восхищенным слушателям: аспирантам, преподавателям. Вызывает ректор:
– Почему у меня в приемной цыгане поют, почему их полно в академии?! Концерт же вчера был! Что за безобразие!
С большим трудом устанавливали порядок, но о том вечере долго еще тепло многие вспоминали, что мне приятно было. Приятно вспомнить и тех известных людей, которых я приглашал на встречи с сотрудниками и аспирантами академии. Великий наш хореограф Юрий Григорович, первый советский чемпион мира по шахматам Михаил Ботвинник, неистовая пассионария Долорес Ибаррури, знаменитый актер Михаил Ульянов, поэт Роберт Рождественский и многие другие. Как правило, после встречи сидели мы тесным кружком в маленькой комнате, предназначенной для приемов «особых людей». Пили не только чай, вели интереснейшие беседы. И вот что любопытно, просил я у всех автограф, но не для себя, а для моей дочурки. И они писали ей теплые слова. «Успехов тебе, Оленька, в трудной и прекрасной нашей профессии. Ю. Григорович», «Ольге Соколовой желаю огромного счастья! Роберт Рождественский». Почему-то не очень дорожит дочь этими автографами, хранятся они в моем архиве. Может, потому, что не сама их брала?
Вернемся, однако, к моей научной работе в академии. Печатать в различных средствах массовой информации, в различных издательствах свои научные и научно-публицистические работы я начал практически сразу же после зачисления в академию. Сначала выходили отдельные брошюры: «Идеологическая работа и формирование нового типа личности» (1974 г.), «Мораль и современность» (1975 г.), «Труд и досуг» (1975 г.) и др. Ряд издательств, и прежде всего издательство Всесоюзного общества «Знание», имели специальные государственные программы, обязывающие публиковать для широкого круга читателей литературу по самым разным отраслям знаний и специально – по моральному и идеологическому воспитанию молодежи. Тиражи этих брошюр – от 20 до 100 тысяч и больше. Где сейчас издаются подобные книжки, где можно встретить подобные тиражи?! Огромное значение имело подобное просвещение масс. Помню, как в Иркутске довелось мне выступать перед молодежью. Речь шла о духовно-нравственном содержании личности.
– А вы вообще-то, знаете, что такое «мораль»?
Встает один паренек.
– Знаю. Я об этом в вашей книге читал.
Вот так, за тысячи километров от Москвы дошла моя брошюра, нашелся и ее читатель. Это так, для примера.
В самом начале 80-х годов задумал я написать первую свою монографию. Собрал результаты своих социологических исследований, а также исследований других авторов и научных институтов и решил на их основе проанализировать духовный мир современных советских людей. Обнаглев, обратился к самому крупному издательству политической и научно-публицистической литературы в Советском Союзе – Политиздату. Это было не только самое крупное, но и самое авторитетное издательство в СССР. Недаром только оно издавало труды Маркса, Ленина, материалы всех партийных съездов, речи генеральных секретарей ЦК КПСС и прочую сверхответственную литературу. Тиражи книг этого издательства были огромные, гонорары – самые большие по сравнению с прочими издательствами. К моему удивлению, темой моей книги там заинтересовались, заключили договор и сказали: пиши. Вот я и стал писать, причем так совпало – в особое для страны время – 1980 год, время летних Олимпийских игр в Москве.
Занятные были дни! Жена, дочь на даче. Я один в квартире, пишу безотрывно по семь-восемь часов в день. Смотрю в окно на площадь у метро «Речной вокзал», куда выходили наши окна, – людей почти нет, как и машин. Так сказалась поистине тотальная зачистка в столице, предпринятая перед проведением Олимпиады. Почти всех детей вывезли из города в пионерские лагеря, в дома отдыха, в санатории (за государственный счет!). Увезли за 101-й километр от Москвы всех бомжей, нищих и некоторые категории не очень надежных, по мнению властей, людей. Кроме того, руководители города, милиция настойчиво просили москвичей не пользоваться своими автомобилями, тихо сидеть дома или на даче. И Москва вымерла. Не так, конечно, как в карантин от коронавируса в 2020 году, когда я и пишу эти Записки, но близко к тому. Ради интереса я как-то доехал на метро до центра и прошелся по родной мне улице Горького. Зрелище было комическое. По ранее бурлящей от людей улице шли на большом расстоянии друг от друга по две-три пары людей. Между ними легко вычисляемые «люди в сером» – спецслужбы. Зашел в магазин. Боже мой, какой выбор и так мало покупателей! Подобное безлюдье столицы все-таки насторожило власть. Да и в зарубежной прессе об этом с иронией, а то и с издевкой писать стали. И вот услышал я по телевизору выступление начальника милиции Москвы: «Товарищи, вы не так нас поняли! Можно ездить по городу на своих машинах! И гулять можно!» Но я так и не ездил на машине, кроме одного случая. Случай печальный – в первые дни Олимпиады скончался Владимир Высоцкий.
О его смерти не сообщили ни радио, ни телевидение, ни газеты, кроме небольшого некролога в скромной городской газете «Вечерняя Москва». Говорят, за это ее редактор через пару дней был снят с работы. Но несмотря на все препятствия, возле Театра на Таганке собралась огромная толпа, люди не расходились на протяжении нескольких дней. В день похорон многие стояли даже на крышах близлежащих зданий. Проститься с артистом пришли десятки тысяч человек. И это, повторяю, без всяких объявлений и без всяких сообщений в соцсетях, которых, естественно, тогда вообще не было. По своей наивности мы с женой и дочерью решили съездить на машине к Театру на Таганке – проститься с великим артистом, поэтом, бардом. Доехали мы только до площади Курского вокзала, и тут милиция нас тормознула. Садовое кольцо перекрыто, вдали видна уходящая за горизонт извивающаяся людская очередь. Ее охраняют три кордона милиции. А мы-то, наивные, хотели на машине к театру подъехать! Мы все-таки подошли к нему,
