потер лоб, как бы силясь вспомнить что-то.
— Ну? — спросила Сима, напряженно глядя на него поверх зеркальца.
— Дай вспомнить… Да, отчего у тебя нет детей? Вообще у тебя когда-нибудь были дети?
— А зачем они мне? — резко ответила Сима, заметно побледнев. — Или у вас в деревнях привыкли, чтобы ваши бабы каждый год ходили с раздутыми животами? Сегодня, когда мы с тобой возвращались с пляжа, я заметила одну такую. Совсем еще молоденькая. Она покупала на улице соленые огурцы прямо из бочки. Так вот, я не хочу покупать соленые огурцы из бочки. Понял?
— Прости, я не знал, что коснусь болячки…
— А ты не лезь в мою душу, понял? Тело свое я еще могу тебе отдать, а душу… — Она отрицательно помотала головой. — Душу оставь в покое, туда я впускаю не каждого. — Зубы ее приоткрылись в насмешливом оскале. — А уж тебя тем более.
— Это почему же для меня такое исключение?
Сима зашлась в тихом, несколько театральном смехе.
— Ну ладно, иди. Действительно, уже поздно.
— Спокойной ночи.
Уже в дверях его опять остановил голос Симы.
— Между прочим, та молодая женщина, что покупала соленые огурцы…
— Ну?..
— Если не ошибаюсь, это была твоя жена. Однажды я тебя видела с ней на улице, вы вышли из магазина. Мне показалось, она слишком молода для тебя. Впрочем, не знаю. Я обратила внимание на ее глаза. Удивительно чистые, как у ребенка. В них, наверное, страшно глядеть. Особенно после того, как солжешь. Ты ничего такого не испытываешь, когда глядишь в них? Говори правду!
— Испытываю, — глухо произнес Арсен, чувствуя в себе стремительно нарастающее бешенство. — С тех пор как тебя встретил.
— И на том спасибо, — отозвалась Сима, через силу улыбаясь. — Спокойной ночи.
Арсен вышел, постоял на лестничной площадке, стараясь успокоиться, потом стал быстро спускаться.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
Домой он вернулся поздно ночью, в расчете на то, что женщины уже спят и, значит, неприятный разговор не будет продолжен, по крайней мере, сегодня. А завтра… Завтра посмотрим. Арсен, конечно, понимал, что Екатерина Васильевна, хотя и была не сдержанна в словах, по существу, как мать права. Но что же делать? Отправить с ней Елену? Арсен даже остановился, представив себя без Елены. Он мог бы представить это и раньше, во время разговора с тещей. Но мысль о возможности потерять жену была настолько нелепой, что не укладывалась в сознании. Теперь же, оказавшись один на один с этой мыслью, он начал понимать, что такая возможность совсем не исключена, что, пожалуй, единственная помеха — это сама Елена, ее чувство к нему. Но оно у нее слишком уж часто подвергается испытаниям. Надолго ли его хватит, особенно сейчас, под давлением, в общем-то, неоспоримых доводов матери, здравого смысла и конкретных фактов? Что может противопоставить им Елена? Ссылку на любовь? Маловато для паникующей матери…
Сам того не замечая, Арсен ускорил шаг. Елена не спала. Она сидела на лавке у ворот дома, накинув на плечи кофточку.
— Лена?
Она подвинулась, давая ему место на лавке. Он сел, обхватил ее плечи. Елена приникла к нему, блаженно прикрыв глаза.
— Давно ты не обнимал меня…
— Ты почему не спишь?
— Маму уложила, а самой не спится. Где ты был?
— Да так… — отозвался Арсен, стараясь не встречаться с ней взглядом. — Шатался по поселку.
— Приходил в себя?
— Чепуха, не думай об этом.
— Ты на маму не обижайся, ладно?
— За что на нее обижаться? Она — мать и к тому же кругом права. Все у нас с тобой получается не так, как надо.
— Не говори глупости! Слышишь? — Она прижала ладонь к его губам. — Не смей этого делать! — Елена неожиданно улыбнулась в темноте. — Лучше думай о белой полосе.
— О чем?
— Когда мне в детстве бывало плохо, ну, обидит кто или приболею, папа говорил мне, что жизнь — как переход на асфальте, вся в черно-белую полоску. Только полосы у нее пошире, чем на дороге. Когда человек попадает в черную полосу, он должен всегда помнить, что после черной непременно будет белая полоса, тогда легче преодолеть чернушку. Вот ты и думай про белую полосу.
— Что же, дельная мысль, — горько усмехнулся Арсен. — Еще бы только знать, когда она кончится, эта черная полоса, Лена… — Неожиданно он поглядел в сторону. — У нас ничего нет солененького? Хочется чего-нибудь такого…
— Есть! — живо отозвалась Елена. — Огурцы! Прямо из бочки. Я их сегодня купила, а поставить на стол забыла. Принести?
— Нет, потом, когда пойдем домой, — подавленно произнес он. — Скажи лучше, к чему вы пришли с матерью?
Елена потерлась щекой о его грудь.
— Господи, какой ты у меня глупый! Ну куда я от тебя уеду? Разве что сам меня прогонишь. Ты во мне как неизлечимая болезнь! — Она приглушенно засмеялась неожиданному сравнению. Потом, вздохнув, тихо сказала: — Сегодня мне показалось, что я видела тебя с другой. Но это был не ты… Ты никогда этого не сделаешь, правда? Я ведь умру, слышишь, правда не сделаешь?
— Чего не сделаю?
Немного помолчав, Елена понизила голос до шепота:
— Не прогонишь меня.
Арсен повернул голову, чтобы не видеть ее слезы.
— Я где-то читала, что самый большой наркотик в жизни — это любовь к возлюбленному. Когда он уходит, начинается ломка.
Елена плотнее приникла к нему, затем взяла его руку и губами прижалась к жесткой шершавой ладони.
Через три дня Екатерина Васильевна уехала, так и не помирившись с Арсеном. Уехала в слезах, уверенная, что оставляет дочь в беде и безысходности, на словах ругая ее, в душе — жалея и оплакивая ее «горькую» и «безрадостную» долю. Арсен и Елена хотели проводить, но та наотрез отказалась, чтобы они с ней ехали в аэропорт, и молодым нетрудно было понять: отказалась она не потому, что не хотела доставить им лишних хлопот… Получилось довести ее лишь до местной автобусной станции.
Обратно возвращались сильно удрученные, словно после похорон близкого человека, и до самого дома не произнесли ни единого слова. Лишь вечером, за ужином, Арсен, не поднимая головы, сказал, что недавно на улице случайно встретил знакомого парня с каменного карьера.
— И что он? — быстро спросила Елена.
— Уговаривал меня вернуться в карьер.
— Что-о? Я ему покажу карьер! Чего выдумал…
— Сказал, что там не хватает рабочих рук… — продолжал Арсен.
— И ты хочешь вернуться туда, да? Ты согласился?
— Пока нет, хотел сперва с тобой посоветоваться, но тут мама твоя приехала, стало не до этого.
— А теперь?
Арсен пожал плечами.
— Ну подумай сама, Лена. Пару
